Еще раньше, видя опасность, грозившую Долгорукову, жена его убитого сына Михаила хотела его скрыть; но он сам не захотел, потому что слишком был убит смертью сына. «Хочу, – говорил он, – принять смерть (а сам надеялся, что его не убьют). Ни в чем я не виноват пред ними, – продолжал он, – довольно с них и сына моего».

После того был убит Афанасий Нарышкин, дядя Петра, и полковник Гарушкин, которые, обороняясь во дворе от стрельцов, убили их человек двадцать, но наконец были взяты, выведены пред стрелецкими начальниками на Царское крыльцо и сброшены на копья.

Тела их выволокли за ворота и присоединили к другим трупам.

В Крыму городе стрельцы убили еще Аверкия Степанова, думного дворянина, богатого человека, из-за его сокровищ, которых много забрали.

Потом убили еще двух полковников своих: одного по прозванию Иванова, очень хорошего молодого человека, а другого его доктора.

Царица Наталия, мать Петра, едва умолила от смерти своего отца Кирилла Нарышкина, которого, однако, развели с женой и, постригши в монахи, сослали в монастырь.

Это был понедельник. В этот день волнение стало мало-помалу затихать. Стрельцы поставили усиленную стражу, чтобы Иван Нарышкин и лекарь Даниил не убежали.

На следующий день, во вторник, стрельцы убили любимца и наперсника царя Феодора славного боярина Ивана Максимовича Языкова, в ту ночь исповедавшегося, ибо он был человеком набожным. Его обвиняли и убили за то, что он, имея над всем власть, оказывал им несправедливость и, когда они били ему челом, он наказывал их кнутами и ссылал в ссылку.

В этот же день, разрубая трупы убитых на части, требовали выдачи Ивана Нарышкина и лекаря Даниила, еврея выкреста. Тем и закончился этот день.

В среду стрельцы явились во дворец к царице, требуя выдачи ее брата Ивана Нарышкина, в противном случае угрожали и ей смертью.

 Не будучи в состоянии дольше скрывать его, она вывела его вместе с царями и царевнами, держа в руках иконы и полагая в них надежду на избавление брата от смерти, как и отца.

 Но стрельцы, не оказав никакого уважения иконам, схватили Нарышкина за волосы (так как они у него были длинны) и отвели его во двор Лыкова.

В то же время был схвачен и лекарь Даниил на Кукуе между немцами, одетый в странническую одежду.

Их обоих отдали трем палачам, которые били кнутами их так, что ребра трещали.

Лекаря допрашивали: «Ты ли отравил царя?»

А Нарышкина: «Ты ли хотел убить царевича Иоанна?», но ни тот, ни другой не сознались.

После этого Нарышкина с насмешками вывели и спрашивали: «Как ты осмелился брать во дворце царскую порфиру и примерять? Не хотел ли ты сделаться царем?»

И, ставши вокруг него с копьями, дали ему свободного пространства две сажени, говоря: «Если перепрыгнешь это пространство и после наказания кнутом будешь еще жив, то мы тебя отпустим».

Когда же он хотел перепрыгнуть, они с обеих сторон подхватили его на копья и разрубили на части.

Отсекши ему голову и руки, они выставили их на копьях перед дворцом, где они оставались в продолжение трех дней; также и лекаря Даниила разрубили на мелкие куски.

Потом в продолжение трех дней стрельцы грабили их дома, после чего дозволили собрать их куски и схоронить их.

Затем, по наущению царевны Софьи и Хованского, они провозгласили царем Иоанна.

После описанных происшествий оба царя отправились в поход в село Коломенское, отстоящее от Москвы на расстоянии полутора миль.

Там подброшено было письмо, с требованием избиения с лишком 70 бояр.

Это было делом стрельцов и Хованского, желавшего сделаться самому царем.

Но бояре били челом царевне Софье и говорили: