***

Когда ночью стоишь на посту, никогда не смотри в огонь. Огонь манит и красиво пляшет, но он слепит глаза. Именно так поговаривали в племени “Каменных Лбов”, откуда Молчун когда-то вышел, отправившись, как и многие достигшие совершеннолетия кахаширы, искать боевую славу и богатые трофеи.

Молчун хорошо уяснил не только этот урок, но и многие другие, что дала ему жизнь. Это не были уроки в стиле: “не суй руку в пасть жуку, чтобы достать его сердце” или “не прыгай в кислоту, она может и закаляет сталь, но не кахаширов”, какие были у многих его сородичей, о нет.

Уроками были “Держись своих друзей и поддерживай их вместе, ибо пока вы одно целое, вы сильны”, “Группа крепка настолько, насколько крепко её самое слабое звено”, “Свершения группы всегда больше свершений одиночки”, а также “Для победы все средства хороши, пока горькость их терпима” и прочие, прочие, прочие…

Вот и сейчас Молчун сидел, деликатно протирая от песка детали своего сурового оружия, и размышлял над всем, что запомнил, облекая уроки в максимально компактную форму. Чем лаконичнее выразишь свою мысль, тем она ценнее – так он рассуждал. Кобра развёрнуто доносил свои знания об иных планах и магии, Ворчун довольно ярко описывал свои эмоции. А что же нужно было Молчуну сказать самому миру, если за него всё сказано?

Правильно. Ничего говорить и не нужно; мир и Гурхрам “Молчун” понимали друг друга и без всяких слов. Разговор обычно обходился кивком или фразой, но иногда он проходил исключительно на повышенных тонах пулемётной очереди. Впрочем, для этого тоже нужна подготовка; пулемёт нуждался в уходе.

Думая о сотоварищах, он не мог не отметить, как они изменились с прошлого раза.

Кобра всегда был умным и находчивым, но бравады в нём поубавилось, зато он куда больше времени стал проводить, замкнувшись в себе. Стоило думать, то время, что он провёл с так называемым “Отто Ином”, моновианским самозванцем, даром не прошло, и Кобра теперь всё чаще спрашивал себя о своём месте и статусе. Обычно с позиции помойки.

Ворчун же? Он стал слишком мягок. Каким бы ни выглядел Кобра, но именно Ворчун являлся слабым звеном – у него есть, что терять, и этого “чего-то” много. Раньше он мог вдавить педаль в пол по направлению к самому адскому пламени, а теперь? Нет, теперь его страсть – это сигарета после жаркой ночи с двигателем, а не это всё. Молчун даже сомневался, что Инмарудин Ибн Ахнут теперь боец, каким был.

И всё же, разве это меняло его мнение о них? Нет. Изменения изменениями, но они всё ещё команда. Боевое братство, единственное, что было у Молчуна. И он был готов принять за него пулю-другую и возможно даже больше.

Говоря, кстати, о пулях; полученные пару дней назад раны всё ещё зудели, проросшая костная масса начала твердеть, и Гурхрам заглаживал её шершавой рукой, откалывая кусочки. Потом, когда мясо вновь прорастет, оно вытеснит мягкую костную “пробку” как желе из тюбика, и тогда не останется даже шрама. Увы, с бронёй так же не получится, её придётся починить рано или поздно, если не самостоятельно, то у бронника, когда они доберутся до города.

Время от времени он осматривался: пескожук Кобры спал, слегка зарывшись в песок, лишь усики торчали, словно загадочный кустарник. У него под боком, с рюкзаком под головой спал сам Кобра. Ворчун дрых в грузовике вместе с женой. Дети с помощью мелков рисовали на стене, что им вздумается. Им было позволено не спать, лишь бы оставались в поле видимости Молчуна.

Стоило ему один раз сказать “Назад”, как они его послушались. И правильно сделали – если кахашир с пулемётом что-то говорит, лучше к этому прислушаться.