Он кивнул, хотя и без того помнил об этом. Лора Эймс была человеком, чьё мнение могло перевернуть всё – от обложки до шрифтов в подписях. Представитель инвесторов, женщина с блестящим резюме и холодным, пронизывающим взглядом. Она не принимала полумер и не терпела банальности. И хотя Марк уважал её профессионализм, встречи с ней всегда оставляли осадок, будто что-то внутри него каждый раз сжималось в кулак.

До одиннадцати оставалось чуть меньше часа. Он вернулся к правке – убирал лишние эпитеты, менял местами абзацы, вычищал текст до точности, как хирург, удаляющий ненужное. Для него это было не просто редактирование – это был способ вернуть контроль. В хаосе внешнего мира он знал: в тексте всё можно исправить. Даже если в жизни – уже нет. За стеклянной перегородкой прошла ассистентка с планшетом, кто-то смеялся у кофемашины. Офис просыпался окончательно. И всё же в этом уютном, стильном, идеально организованном пространстве Марк чувствовал себя всё дальше от центра. Он был здесь, но как будто в другом измерении. Тот, кто слышит музыку чуть тише. Тот, кто видит, как за блеском начинает проступать трещина.

Иногда он задавался вопросом, когда это началось. Когда он перестал чувствовать себя частью этого мира. Возможно, тогда, когда понял, что стиль – это маска, а глянец – отражение, в котором нет лица. Или раньше – когда впервые осознал, что всё, что он пишет, читают не глазами, а скользят поверхностно, хватая лишь настроение. Эстетику. Обёртку. Но он продолжал. Потому что именно это умел лучше всего.

Марк посмотрел на часы, закрыл документ и встал. Вокруг все тот же шелест страниц, звон клавиш. Мир Vellum жил своей жизнью – чёткой, визуальной, сверкающей. И он, как и всегда, шёл в неё – уверенно, точно, с безупречной осанкой. Только внутри что-то сдвинулось. Едва уловимо, но неотвратимо. Как трещина под лаком. Как предчувствие, которому не сразу веришь. Скоро всё изменится. Он ещё не знал – как именно. И всё, что скрывалось под слоем глянца, выйдет наружу.

Марк вошёл в переговорную комнату за пару минут до одиннадцати. Лора Эймс уже сидела там – прямая спина, скрещённые на коленях ноги, планшет на столе. Её белоснежная рубашка и графитовый костюм выглядели безупречно, словно только что с обложки собственного журнала. Она даже не подняла взгляд, когда он вошёл.

– Доброе утро, Лора, – вежливо сказал он, опускаясь напротив.

– Мы опаздываем, – отозвалась она холодно, наконец оторвав взгляд от экрана. – Нам нужно пересмотреть весь блок редакционных колонок. Мне не нравится тон. Слишком… пресно. У нас номер про контрасты и вызовы, а у вас – ностальгия и размышления.

– Я подбирал материалы в контексте заявленной темы: «Грани идентичности». Нам важно не шокировать, а показать глубину, – спокойно пояснил Марк. – Иначе это превращается в спектакль, а не в исследование.

– А ты уверен, что твоим читателям нужна глубина? – Лора склонила голову набок. – Они покупают журнал за эстетику, за эмоцию. Не за философию.

Он выдержал паузу. Он знал, что спор бесполезен – у Лоры было своё видение, подкреплённое цифрами, а не ощущениями. И всё же его голос прозвучал ровно и чётко:

– Я уверен, что мы можем дать им больше, чем просто красивую картинку. Иначе зачем вообще мы здесь?

На секунду в её взгляде мелькнуло что-то похожее на одобрение. Или, может быть, тень сомнения. Но тут же исчезло, сменившись холодной решимостью.

– У тебя два дня. Переделай. Или я сама возьму кого-то другого, – она закрыла планшет. – И, Марк… не принимай всё так лично. Это просто бизнес.

Он кивнул и вышел, не оборачиваясь.