Vellum стал для него домом – не в бытовом смысле, а как укрытие от хаоса. Здесь были правила, сроки, структура. Здесь никто не копался в прошлом. А за дверьми офиса оставалась жизнь, о которой он редко говорил. Он родом из Шеффилда – города с узкими улицами, скупыми пейзажами и вечной серостью. Там он научился молчать. Лондон до сих пор казался слишком шумным, слишком навязчивым. Прошлое Марка было окутано туманом, словно тонким шарфом из дорогой шерсти. Он не скрывался, но и не раскрывался. Молчал – и этого почему-то хватало. Коллеги шутили, звали в бары и на вечеринки, но он всегда отказывался: «Срочная правка», «Нужно доделать». Они привыкли. В мире, где все стремятся выделиться, он был тенью. Но без этой тени многое рассыпалось бы.

Он был невидимой нитью, связывавшей тексты в цельную ткань. Даже в колонке о духах или заметке о кожевенном ремесле он находил дыхание. Его слова звучали. Но иногда – отказывались.

Иногда он сидел перед пустым экраном, не в силах набрать ни строки. Мысли путались, память выносила на поверхность обрывки детства, голос матери, звук бьющегося дождя об мост, запах мокрой травы и воды затянутой тиной. Тишину, полную страха. Тогда он просто сидел, глядя в экран, пока за окном не загорались уличные фонари.

Он научился прятать боль между строк. Превращать старые шрамы в метафоры, тревоги – в тонкие сравнения. Он стал мастером перевода собственной уязвимости в текст. Но никто не знал, как утомляет это ежедневное собирание себя из букв. И он сам не догадывался, что именно через эту трещину – невидимую, едва ощутимую – в его жизнь вскоре проникнет нечто иное. Не успех. Не модный мир. А настоящая тьма – живая, ощутимая. Ждущая.

Рабочий день, как всегда, начинался с аромата крепкого кофе, едва уловимого запаха чужих духов и лёгкого звона ложек в стаканах. Просторный офис на тринадцатом этаже заливал мягкий свет, отражаясь в стеклянных перегородках, глянцевых столешницах, линзах очков. Всё здесь будто создано для безупречной жизни. Даже принтеры – белые, тихие, глянцевые.

Марк пришёл, как всегда, первым. Он любил это время – до голосов, до срочных писем, до обсуждений. В эти минуты офис напоминал библиотеку: тишина, свет, предчувствие чего-то важного. Он налил кофе, открыл ноутбук и начал просматривать материалы.

– Снова всю ночь на работе, Вернер? – раздался голос Миры, креативного директора. Она заглянула в кабинет с чашкой латте и идеально уложенными локонами.

Марк поднял глаза от экрана, чуть улыбнувшись:

– А ты снова пришла позже, чем обещала.

– Это называется «вдохновение по графику», я работаю по эстетическому времени. Оно не подчиняется календарю Google. – фыркнула Мира и присела на край его стола.

Он рассмеялся. В этом офисе, где все были чуть-чуть артистами, такие диалоги были почти нормой. И всё же – он отличался. Не гнался за внешним, не требовал внимания, не строил карьеру за счёт громких заявлений. Он просто работал.

– Ты, как всегда, невыносимо организован. Иногда мне кажется, ты не человек, а один большой дедлайн.

Марк усмехнулся, но не ответил. Мира была одной из немногих, кто мог говорить с ним так свободно. Они знали друг друга достаточно долго, чтобы обходиться без лишней дипломатии. И всё же даже она чувствовала границу, за которую Марк редко кого пускал.

– У тебя под глазами синяки стали сильнее, – добавила она, кивая на экран. – Или это просто освещение?

– Это просто жизнь, – спокойно ответил он и сделал глоток кофе.

Мира вздохнула, поднялась и направилась к выходу, бросив на ходу:

– Не забудь про встречу с Лорой в одиннадцать. Она в настроении менять полную концепцию весеннего номера. Снова.