– Полагаю, он об этом не задумывается. Пока жил в Италии, привык следовать итальянской моде, не хотел выделяться, а дома, в Англии, просто не стал ничего менять. Так он говорит.

– Нет, не просто! Если не хочешь выделяться, делай как все, хоть в Италии, хоть в Англии. Здесь никто не носит таких причесок.

Иными словами, Филлис нашла логический изъян в доводах моего друга. Мне это было неприятно, и я перевел разговор на другую тему:

– Когда возвратится миссис Холмен?

– Должна быть с минуты на минуту. Правда, она собиралась проведать миссис Мортон – та занедужила; возможно, задержится и придет только к обеду… Пол, не пора ли вам посмотреть, как там мистер Холдсворт? Не дурно ли ему?

Я внял ее совету, но беспокоиться было не о чем. Мистер Холдсворт стоял у окна, заложив руки в карманы: судя по всему, он внимательно наблюдал за нами.

– Так вот какова та девушка, Пол, которую ваш заботливый отец прочил вам в жены, когда я ненароком нарушил ваш с ним тет-а-тет! – сказал он, обернувшись на мои шаги. – И вы по-прежнему считаете, что не пара ей? Глядя на вас минуту назад, я бы усомнился в вашей чрезмерной скромности.

– Мы с Филлис понимаем друг друга как брат и сестра, – твердо ответил я. – Будь я единственным мужчиной в целом мире, она и тогда не согласилась бы взять меня в мужья; и я тоже не могу помыслить о ней, как… как того желал бы отец, – (что-то помешало мне просто сказать «как о жене»), – хотя мы искренне любим друг друга.

– Хм, удивительно… Не то, что вы любите друг друга как брат и сестра, а то, что вы, Пол, не мыслите влюбиться в такую привлекательную женщину. Ведь она красавица!

Красавица! Женщина! Для меня Филлис была еще девочка – миловидная, но по-детски угловатая: не зря вспоминался ее смешной передник, с которым она только давеча рассталась… Вслед за мистером Холдсвортом я повернулся к окну взглянуть на нее. Она стояла спиной к нам, подняв над головой корзинку с миской лущеного гороха. Пес с веселым лаем прыгал вокруг, пытаясь дотянуться до воображаемого лакомства: Бродяге надоело лежать, и он радовался любой перемене. В конце концов кузине наскучила эта игра, она притворно замахнулась на собаку, скомандовала «Фу, Бродяга, лежать!», покосилась на наше окно, желая удостовериться, что шум не потревожил гостей, – и увидала нас обоих. Вся красная от смущения она заспешила прочь; неугомонный Бродяга по-прежнему вился вокруг хозяйки.

– Жаль, не успел зарисовать ее, – промолвил мистер Холдсворт, отвернувшись от окна. Он погрузился в свое кресло, минуту-другую сидел молча, потом снова встал. – Я многое бы отдал сейчас за подходящую книгу. Чтение вернуло бы мне покой. – Он огляделся по сторонам и на столе для игры в шаффлборд приметил стопку книг. – Так, что тут у нас? Пятый том «Толкования» Мэтью Генри, – начал он перечислять, – «Руководство по ведению домашнего хозяйства», Берридж «О молитве»[24], «Ад»… Данте! Подумать только, кто же это читает?

– Филлис. Я говорил вам. Не помните? Она и латынь знает, и греческий.

– Ну разумеется! Как не помнить! Просто я не подумал, что это одно лицо – что тихая девушка, хлопочущая по хозяйству, и есть та самая ученая особа, которая поставила вас в тупик своими вопросами, когда вы начали бывать у родственников. Ну разумеется – «кузина Филлис»!.. Тут вложен какой-то листок… Понятно, она выписала трудные, устаревшие слова. Каким, интересно, словарем она пользуется? От Баретти[25] ей мало толку. Погодите! У меня где-то был карандаш. Дайте-ка я напишу рядом с каждым словом основные значения, чтобы немного облегчить ей задачу.