Утро выдалось ясное, солнечное, лазоревое – идеальное начало погожего июньского дня. Мистер Холдсворт был весь нетерпение: с рассветом он ощутил прилив свежих сил и, как следствие, неуемное желание действовать – безотлагательно ехать за город. Я боялся, что мы явимся слишком рано, когда на ферме нас не ждут, но мистер Холдсворт пришел в такое возбуждение и так подгонял меня, что сопротивляться было бы бесполезно. На ферму мы прибыли, когда с травы на тенистой стороне проселка еще не сошла роса. Возле закрытой боковой двери нежился на солнышке Бродяга – сторожевой пес, вопреки обыкновению спущенный с цепи. Странно, подумал я, летом эту дверь Холмены держат нараспашку и запирают только на ночь. Подойдя ближе, я увидел, что дверь закрыта только на щеколду, и отпер ее. Бродяга следил за мной, разрываясь между доверчивостью и подозрительностью. В комнате никого не было.

– Не представляю, куда все подевались, – сказал я. – Входите. Посидите тут, пока я схожу за хозяевами. Должно быть, вы устали с дороги.

– Ничуть! Целительный воздух полей бодрит, как волшебный бальзам. А в комнате душно и пахнет золой. Что будем делать?

– Обойдем вокруг, заглянем на кухню и спросим у Бетти, где хозяева.

Мы обогнули дом и вышли на двор. Бродяга, преисполненный чувства долга, сопровождал нас, точно бдительный конвоир. Бетти мыла посуду из-под молока в студеной ключевой воде, которая звонкой струйкой стекала в каменную лохань. Погода призывала кухарку делать в доме лишь то, чего нельзя сделать на улице.

– Ах ты господи! – всплеснула она руками. – А пастор с хозяйкой подались в Хорнби, не ждали вас так рано! У нее там какие-то свои дела, так она решила, что туда пойдет вместе с пастором, а назад вернется сама… к обеду.

– Они нас и к обеду не ждали?

– Да как сказать – и да, и нет. Хозяйка распорядилась на оба случая. Если, говорит, вы не приедете, обойдемся холодной ягнятиной; а если приедете, надо подать курицу и отварной бекон. Сейчас побегу на кухню, бекон-то не скоро разварится!..

– Филлис тоже ушла? – спросил я.

(Мистер Холдсворт, не теряя даром времени, старался подружиться с Бродягой.)

– Нет, она где-то тут, может быть в огороде – горох собирает.

– Идемте туда! – сказал мистер Холдсворт, внезапно бросив забавляться с собакой.

Я повел его на огород, который в эту раннюю летнюю пору еще только обещал урожай овощей и фруктов. Пожалуй, за огородом хозяева ухаживали не так усердно, как за другими своими угодьями, но все же лучше, чем большинство фермеров-хлеборобов. Вдоль посыпанных гравием дорожек тянулись цветочные бордюры; старая стена, защищавшая участок с северной стороны, утопала в зелени совсем недурных фруктовых деревьев; в дальнем конце, на склоне, спускавшемся к рыбному пруду, очень тесно и как будто бы совершенно беспорядочно, словно посадками здесь руководил исключительно случай, расположились клубничные грядки, шеренги малины и розовые кусты. От центральной дорожки под прямым углом отходили ряды гороха, и среди них внаклонку медленно продвигалась Филлис. Услыхав хруст гравия под нашими ногами, она выпрямилась и заслонила рукой глаза от солнца. На мгновение она замерла, а потом медленно двинулась нам навстречу, слегка зардевшись от смущения. Да, Филлис несомненно смутилась – впервые за время нашего знакомства. Я пожал ей руку и представил своего спутника:

– Филлис, это мистер Холдсворт.

Она взглянула на него и тотчас потупилась, еще сильнее покраснев оттого, что мистер Холдсворт галантно снял шляпу и отвесил поклон. К подобным церемониям у Холменов не привыкли.

– Отца с матерью нет дома. Они огорчатся… Почему же вы не написали, Пол? Ведь обещали!