– Даже если мы ничего не найдем, сексуальный мотив исключать нельзя, – заметил Трокич. – Может, у преступника не было возможности довести дело до конца, или он получал удовлетворение, причиняя мальчику боль. Нам доводилось иметь дело с педофилами-садистами. Надо учитывать все версии, ни одну нельзя отбрасывать. Но давайте дождемся результатов анализа, и тогда уж будем думать.

– Там у него на затылке что-то желтое, – студент показал пальцем на безжизненное тельце.

Бак взял пинцет и, присмотревшись, подцепил крохотный обрывок нитки.

– Дэниель, вчера мы это упустили.

Трокич подошел ближе, чтобы рассмотреть находку.

– Что это?

– Это пряжа, возможно, сочетание разных нитей.

– Одеяло или одежда?

– Не знаю, – ответил Бак и попытался почесать под бородок о свое плечо. – Это сможет определить эксперт по тканям.

Бак не меньше часа бесстрастно исследовал внутренние органы жертвы. Трокич старался не отводить глаз и прикидывал, сколько детских трупов прошло через руки коллеги. Бак имел право проводить судебно-медицинскую экспертизу в случаях криминального убийства, так что ребенок, убитый в этой части страны, неизбежно оказывался в его прозекторской.

Бак работал в отделе уже лет двадцать. Его отец был профессором судебной медицины и автором нескольких учебников по криминалистике, а двадцатичетырехлетняя дочь Кристина, студентка мединститута, недавно изъявила желание пойти по стопам деда и отца.

– В нижних отделах дыхательных путей имеются отложения сажи. Я возьму материал для анализа на содержание в крови угарного газа и степень его воздействия. Но учитывая ожоги на руках… М-да, уже сейчас можно сказать, что воздействие было весьма существенным.

– Когда у нас будут результаты анализа? – осведомился Трокич.

– Я сейчас отправлю материал в химический отдел, так что ответ получим до конца дня.

Заместитель комиссара осмысливал полученную информацию. Если мальчик наглотался угарного газа, то почему он не умер на месте? Зачем было его еще и душить? Какой во всем этом смысл?

Пока Трокич ждал, когда Курт Тённес сделает последние снимки, ему вручили упакованные должным образом вещдоки, которые надо было передать криминалистам. Он чувствовал себя измотанным, в уставших от резкого света глазах мелькали черные точки. Бак стянул перчатки и отправился мыть руки.

– Жду отчета нашего рентгенолога.

– Рентгенолога? – удивилась Лиза.

– Да, перед вскрытием мы сделали компьютерную томографию. Позвоню вам, как только переговорю с ним. Я так понимаю, что вы еще не говорили с терапевтом. Думаю, вам следует сравнить результаты КТ с информацией лечащего врача, и тогда сможете составить ясную картину истории болезни.

– Сделаем, – пообещал Трокич.

– И еще не забудьте про синяки. Они старые. К то-то схватил его за плечо. Я бы на вашем месте пообщался с его родителями.

В Морслет Дэниель Трокич и Лиза Корнелиус ехали по узким, заснеженным дорогам, петляющим среди одетых в зимнее убранство полей. В машине негромко играла композиция «Хаос» группы «Мьютемат». Трокич поставил эту песню специально для Лизы, которая терпеть не могла группы, которые любил он, однако к новоорлеанским альтернативщикам относилась вполне терпимо. «Это можно слушать», – благосклонно отозвалась она об энергичном роке с клавишной пульсацией и четкой линией ударных.

Пейзаж за окном резко контрастировал с привычной городской картиной. Они только что проехали самую высокую точку Орхуса – курган Йельсхой, здесь проходила граница города, и Трокич подумал, как сильно Морслет отличается от гетто, в котором прошло его детство. Средний доход в этом городке был одним из самых высоких в óкруге. Это объяснялось не только крайне высоким уровнем благосостояния местных жителей, но и полным отсутствием социального жилстроительства. Идиллическая картинка датской провинции, представляющей страну с лучшей стороны.