– Вот как значит… – в душе Агаты поселилась злость.

Она вспомнила, что сарочины, напавшие на деревню, тенями жуткими  были  побеждены. Помнила Агата и как жизнь сохранила Усладу и Зоряне. Знала, что  спасла деревню от разорения силой своей пробудившейся.

И вот чем отплатили ей?

А Услад?.. Тот, кто себе взял, забрал то, что по праву ему не принадлежало – честь девичью. Предав в первый раз, во второй не погнушался  вовсе из деревни ее выгнать, всем рассказав, что случилось на Горке  Красной  и чему свидетелем он стал. А ведь кроме него никто не видел, как с рук Агаты чернота та стекала…

– Отплатил ты мне за добро, – в голубых глазах сверкнула не то боль, не то гнев, не то злость.

Захотелось Агате прямо сейчас вновь те ломаные тени увидеть, отправить их в дом к Усладу, ко всем тем, кто их с Яговной прогнать хочет, чтобы узнали они, какого это –  неблагодарными быть.

Но, будто почуяв настрой внучки и мысли ее прочитав, Яговна положила ей на плечо сухую, сморщенную старческую ладонь:

– Негоже на зло силы души тратить. Его и так в мире полно, чтобы ещё больше взращивать.

Глава 7. Гостья…

– Бабушка, а что это за тени и отчего они меня слушаются? – спросила Агата, собирая вещи в узелок, то и дело поглядывая в окно, за которым солнце уже клонилось к закату.

Скромным узелок вышел. Потому как не нажили они с Яговной добра, пока жили тут. Да и немудрено: внучка малая да бабка старая. Откуда тут уж чему взяться?

– Хотела я с тобой поговорить да предупредить, – Яговна тяжело вздохнула и села на лавку.

А Агата заметила, как в старых выцветших глазах блестят слезы.

Редко Яговна плакала. Да вот так, почитай, Агата и видела всего раза два, когда та плакала. Один раз, когда Камыш умер – пес их старый и верный, да второй раз, когда ласточка мертвая ей в ладони упала. Сидела тогда Яговна на крыльце, а Агата рядом крутилась, все травинки собирала. И тут с неба ласточка камнем упала. Да не куда бы, а прямо Яговне в ладони. Да так и осталась лежать бездвижно.

– Бабушка, ты чего плачешь? – спросила тогда маленькая Агата, видя, как по морщинистому, загорелому лицу бабушки Яговны текут слезы.

– Да ничего, внучка. У каждого свой век. Просто и мне когда-то, как вот этой ласточке, проститься с белым светом придется да тебя оставить. Вот и взгрустнулось.

– Ну что ты, бабушка! Ты ещё сто лет проживешь, – и Агата обняла старую Яговну, а та погладила ее по голове, повторяя сказанные внучкой слова. – Ещё сто лет… сто лет…

И не видела Агата, что слезы из глаз Яговны так и текли, не переставая.

И вот теперь в третий раз на ее лице блестели слезы:

– Дар в тебе спал. Да только надеялась я, что не проснется он. А вчера, когда сарочины напали, так и почуяла я, что недоброму быть. Пошла искать тебя, да нашла лежащую на поляне. Да вокруг все сабли и стрелы поломанные  были, да  искалеченные тела чужеземцев. Поняла я, что случилось, – она тяжело вздохнула. – Нам бы по разуму ещё тогда, по вечору уйти правильно было бы да хорошо, – Яговна устало махнула рукой. – Да ты без чувств лежала. Еле я тебя до дому донесла. А сейчас надо быстрее уходить, – в голосе ее послышалась тревога.

Так на голубом весеннем небе, ещё не предвещая грозы, появляются первые темные невесомые тучки, да уносятся прочь, будто не решаясь пролиться дождем. Замирает природа, стихает ветер и песни птиц. И ты точно знаешь, что ещё чуть-чуть и наползет, появится на горизонте тяжелая, темная туча, сверкнет она молнией, обрушится громом и прольется дождем.

Так и обычные простые слова, произнесенные Яговной, поселили в душе Агаты тревогу. А отчего тревожится, она и сама до конца не знала. Но уж точно не деревенские страшили так ее старую бабушку. Уж коли дали они время до заката, так и нечего тут переживать. Раз прошлой ночью не пришли, зла не сотворили, то и теперь не сунутся.