Получила она известие о тяжёлом ранении папы. Собрала кое-какие продукты и отправилась к папе в госпиталь. Война… До железной дороги – до теплушки, надо было ещё добраться. – Иду я через лес. Зима, деревья в инее. Красота, глаз не отвести! Уж почти дошла до села, вышла на дорогу… И откуда он взялся? Огромный волк! Я стою, смотрю на него, а он на меня смотрит. Я пошла вперёд, и он пошёл… Мимо пробежал, даже задел за меня и скрылся. Испугалась я, доченька. Очень! В эту ночь мне везло. Дошла до села, постучалась в первую же избу. И ночевать пустили, и накормили. Как же! К мужу-воину иду, в госпиталь. Никогда, доченька, не забуду картошку в мундире со снятым кислым молоком. Хозяйка меня накормила. Вкуснее ничего не ела!

Мама всегда готовила простоквашу. Очень вкусную. Папа никогда не ел. Я как-то перехватила его взгляд. Мне не передать словами, сколько в папином взгляде было боли.

После войны жизнь стала налаживаться. Папа остался жив, защитил диссертацию, и семимильными шагами продвигался по служебной лестнице. Казалось бы, счастливая семья. Всё отлично! Да уж, отлично…

Из финского домика мы переехали на Гражданскую улицу. Квартиру дали четырёхкомнатную, с ванной и титаном; на кухне стояла печка – голландка, которую топили дровами. И даже в детской комнате была печь! Жаль, что её через какое-то время сломали. В финском домике с нами жили две бабушки – одинокая учительница и просто ничья бабушка. На Гражданскую переехала только старенькая ничья бабушка. Видно, учительница к тому времени умерла. Просто нам, детям, не сказали. Уехала бабушка…

Отчётливо и ярко помню себя и всё происходящее, начиная с самого страшного события моего детства. Мне едва исполнилось семь лет и в сентябре я должна была пойти в первый класс. Март месяц 1956-го года. Папа – секретарь мордовского обкома КПСС. Скоро посевная и папа летит в командировку в район.

Вечер, мама занимается каким-то рукоделием. Я листаю интересную книгу с картинками. Помню название этого детского журнала: «КРУГЛЫЙ ГОД». Мир и покой в доме. Всё прекрасно. Звонок в дверь… Мама побледнела…Глядя на неё, испугалась и я. Помню, что пришло очень много людей. Знала я только дядю Ваню Астайкина (Ивана Павловича – председателя совмина МАССР) и его жену – тётю Машу (Марию Фёдоровну).

Астайкин – Сашенька, Григорий Яковлевич попал в авиакатастрофу. Мама – Он жив? Астайкин – жив, но тяжёлый. Мама – Я выезжаю! Мария Фёдоровна (обнимает маму за плечи) – Саша, завтра организуют… Сейчас уже ночь. Григорий Яковлевич в больнице. Помощь оказана…

Я поняла одно: мой папа умрёт, и у меня больше никогда не будет папы…! А дальше – страх! Не детский. Жуткий…!

Мама выходила папу. И инструктору обкома, который летел с папой в командировку, тоже помогала. Лежали оба в одной больнице, в одной палате… Папа выжил. И опять, только благодаря маме.

Кто бы мне объяснил, а я бы поняла, справедливость на свете существует?! Папа прошёл через все испытания: сиротское детство, с шести лет работал, ушёл добровольцем на фронт, награждён высочайшими орденами! Заслужил орден Ленина в тридцать три года! В его жизни не было блюдечка с голубой каёмочкой. Всё, что папа имел, он заработал сам и только сам – своим умом, своим трудом, своей высочайшей моралью!

Может быть, провинилась моя мама? Провинилась??!

Да моя мама, умница и красавица, не делала разницы между своими и чужими детьми. И просто любила и уважала людей.

После войны было очень много нищих. Никому мама не отказывала. И никогда! Не подавала объедки. Отрезала большой ломоть пшеничного хлеба и прибавляла всё, что было в доме: кусок мяса, пироги, варенье, сливочное масло. Мама кусок масла заворачивала в капустный лист – чтобы не испортилось. На всю жизнь запомнила!