Богиня сделала вращающее движение кистью снизу, и три нити спиралью свились между собой, создав более прочную нить. Ена смотрела на происходящее с благоговением и тревогой, не до конца понимая, хорошо увиденное или плохо.

– Твои нити, соединённые вместе, стали крепче, – пояснила Морана, заметив растерянность Ены. – Когда я отыскала тебя, тело твоё действительно было мертво. Похоже, ты истекла кровью. Однако ни одна из нитей не порвалась. Я душу обратно в тело вернула, и раны твои сами затянулись.

– Значит, я… действительно умерла? Я к-как эт-ти бродячие м-мертвецы? П-покойник?

– Нет, – Морана качнула головой. – Ты не как они. Ни одна нить не порвалась, из-за них твоя душа не ушла, но и ходячим трупом ты не могла стать. У меня был выбор разрезать нити и направить душу на перерождение либо вернуть тебя к жизни.

Ена на всякий случай ощупала запястья, горло, грудь, чувствуя биение сердца и движение крови. Она не ощущала ничего странного, нового или необычного.

– Почему же ты выбрала второе?

– Потому что ты плетущая и смертная, – ласково улыбнулась Морана. – Мне нужна твоя помощь.

– Чем… как? Ты ведь… богиня! Ты создаёшь еду, воду и пламя из ничего. – Ена ткнула пальцем в сторону костра.

– Я связана правилами и ограничениями, за нарушение которых придётся платить даже мне, а ещё хуже, если расплачиваться будете вы, – серьёзнее напомнила Морана. Её радужки становились карими, стоило ей взглянуть на костёр, но светлели до бледно-голубых, когда она смотрела во мрак. – Озем и Сумерла нарушили правила, и мир страдает от последствий, которые, возможно, мы никогда не сумеем исправить. Зима на пороге, но в этом теле я смогу ходить лишь до весны. Если не справимся с мертвецами за мой сезон, то к следующей зиме некого будет спасать.

Ена невольно задержала дыхание, осознав всю серьёзность происходящего. Сердце сдавило при мысли о Зоране и Рокеле. Уже страх, а не холод распространился мурашками по рукам. Горло сжалось при воспоминаниях о Злате. Ена придвинулась к огню, жадно впитывая его живительное тепло. Весь мир за пределами их светового круга потемнел и притих, как если бы исчез.

– Я не справлюсь одна, – призналась Морана, её плечи поникли, она стала казаться более ранимой и слабой, чем мгновения назад.

Морана обратила внимание на свои колени, на перепачканный сарафан. Богиня, нахмурив брови, взглянула на свои рукава. На всех зимних праздниках развешивали синие и голубые ленты, при смертях наряжали мертвецов в синие кафтаны и сарафаны, прежде чем обмотать погребальным саваном. Синий и голубой – цвета Мораны, как лёд на замёрзших реках зимой. Даже если очистит, завтра, после встречи с новыми мертвецами, ткань снова окрасится в бордовый и бурый. Возможно, Морана подумала о том же самом и провела руками по своему наряду: под ладонями цвет ткани преобразился, растёкся от груди к плечам, от талии к подолу, пока весь сарафан не стал кроваво-алым с чёрным. Серебряные ленты в ряснах потемнели, кокошник из жемчужного засверкал красными неогранёнными кристаллами. Перемены казались простыми, но вместе с тем пугающими, как неестественная смена течения жизни, как река, внезапно пустившаяся в обратный ход, как луна, поднявшаяся не с той стороны. Как вставшие мертвецы, которым суждено было упокоиться.

Ена ощутила перемены, словно с этого мига не что-то одно, а всё полностью изменится. Морана подняла на девушку твёрдый взгляд.

– Одной мне не справиться, – напомнила Морана. – Мне нужны помощницы, а чтобы их создать, необходимы неиспользованные нити Мокоши, пряха изредка теряет сплетённое.