Она не стала его смущать и пошла вперед, пытаясь подстроиться под уверенный шаг Ксавьера. Тот держался воистину с королевской невозмутимостью. Ни намека на веселье не было в его глазах. Ксавьер был серьезен настолько, что Марину пробило дрожью и колкими мурашками.

«Он тебя на ложе ведет, - отметил внутренний голос. – И все кругом об этом знают. И знали весь вечер. Все, кроме тебя».

Марина аж вспотела от этой мысли и нервно вздохнула. Ксавьер, видно, расслышав это, чуть сильнее сжал ее ладонь.

«Чтобы не убежала, что ли?» - подумала она, чувствуя жгучие взгляды в спину.

Их провожали подростки, и Марина без всякого устройства для чтения мыслей знала, о чем каждый из них сейчас думает. Варьировалась только степень скабрезности этих мыслей. Однако ни один из них – даже Крис – не позволил себе высказать ни одной похабной шутеечки вслух. Все шутки были оставлены там, у дневного костра, а в корпус ребята пронесли только многозначительные взгляды.

Марину еще трижды обсыпали лепестками полевых цветов, прежде чем она рука об руку с Ксавьером дошла до аудитории. Крис и Шерман распахнули перед ними дверь, а когда они с Ксавьером вошли, плотно ее закрыли, оставляя наедине. За спиной сразу послышался шорох, и Марина поняла, что ребята столпились за дверью, хихикая и пытаясь услышать хоть что-нибудь.

Но Ксавьер не стал затевать бесед. Он повел Марину к следующей двери – в ее комнату, бывшую лаборантскую. И как только она туда вошла, то сразу уставилась на… огромную супружескую постель. Кто-то из ребят, пока они мотались по городу, похоже, похозяйничал тут. Судя по аккуратности, чистоте, праздничности и букетам полевых цветов – девочки.

Ксавьер неожиданно отпустил ее руку, отвернулся и закрыл за собой дверь. На ключ. Потом подошел к окну и задернул шторы. В комнате остался свет лишь одной-единственной свечи.

Марина поежилась и потерла себя за плечи. Ей было и зябко от страха, и нестерпимо жарко от волнения. Однако в смысле происходящего сомневаться не приходилось, и девушка неуверенно принялась расстегивать пуговицы.

Ксавьер стоял у нее за спиной, и Марина боялась обернуться к нему. Тишина давила и нервировала. Даже внутренний голос молчал, с любопытством наблюдая, как она все это переживет. Девушка стояла будто под десятком телекамер, хотя в комнате был только Ксавьер.

Умом она понимала, что раз уж согласилась и даже справилась почти со всей бумажной волокитой, то теперь отступать поздно. Но ей было страшно. Страшнее, чем когда она в первый раз переспала с парнем – в тот раз она по крайней мере, этого хотела и была как-никак влюблена в избранника.

Ксавьер же был ей чужим. Да, она много раз с ним говорила, порой спорила и даже смеялась вместе с ним. Даже как-то раз – тогда, после рыбалки – вывела на пронзительную откровенность, о которой сама же потом пожалела. Но ближе он ей за это время не стал, даже наоборот: чем лучше она его узнавала, тем ярче осознавала, насколько они разные. И вот настал просто апогей неловкости.

Пуговки закончились. Неуверенной рукой Марина потянулась снять форму и вздрогнула, ощутив, как ее окутывает чужая аура. В тот день она впервые явственно ощутила этот эффект: “водораздел” между внешним миром и невидимым полем Ксавьера. Как статическое электричество, оно слегка давило при прикосновении, но никак не мешало преодолевать границу. А преодолев ее, можно было почувствовать смутные эмоции.

Ксавьер подошел к ней сзади и перехватил форму, заставив вздрогнуть от неожиданности. Тогда она не разобрала, что он чувствует, хотя и находилась внутри поля – ей хватало собственных переживаний и неподдельного страха. Плотное ментальное давление совершенно чуждого разума только вызывало панику и пробуждало глубинный животный страх – бежать от неизвестного. Но она сдержалась и позволила ему себя раздеть.