– Это может быть опасно. Тебе нельзя идти одной.

– Я справлюсь. – Грейс попыталась успокоиться, чтобы не наговорить лишнего. Она собиралась пойти в архив и поискать похожие дела и нераскрытые исчезновения молодых женщин.

– Думаешь, Энтони Рэдфилд имеет какое-то отношение к смерти Кэтрин?

– Он единственный мужчина из её окружения, о котором мы знаем, с сомнительной репутацией. И у него мог быть мотив.

– И ты в это веришь?

– Не знаю, Джеймс. Но это версия. Одна из.

– А что ты думаешь о Николь?

– Она хорошая сестра. И хорошая мать. – Грейс пожала плечами и взглянула на экран телефона.

На почту пришло письмо от доктора Хэмптона. Он писал, что пришёл токсикологический анализ.

Грейс открыла вложение: в анализах Кэтрин были обнаружены следы снотворного.

– В крови Кэтрин обнаружили рогипнол. Его разве не запретили?

– Рогипнол спокойно можно купить в Мексике. Или на улицах. До перевода я постоянно сталкивался с «рогипноловыми Ромео» и их жертвами.

– Значит, по рецепту от врача его не отследить. – Грейс закрыла ладонью нижнюю половину лица, продолжая смотреть на письмо от Хэмптона отсутствующим взглядом, до тех пор, пока экран телефона не потух.

– Отвезти тебя домой? – Первым тишину нарушил Джеймс.

– Нет, в участок. – Грейс отвернулась к окну.

Она следила за тем, как мимо проносится пригород с его приземистыми, неказистыми постройками.

Сентябрь 1994 года.

Он проснулся среди ночи от звуков, доносящихся из маминой спальни: скрип кровати, хриплое дыхание и голос: «Чед, прекрати, ты меня задушишь».

Мальчик и раньше слышал странные звуки за стенкой, но он впервые почувствовал, что маме грозит опасность.

Сначала он укрылся одеялом с головой. Он всегда делал так, когда пугался. Их дом никогда не был безопасным местом.

В доме всегда было полно незнакомцев. Он помнил, как начинались все вечеринки из тех, что мама так часто затевала. Сначала он сновал между мужчин и женщин, которым едва доставал до пояса. Они не обращали на него внимания, а он пропитывался их смехом, сигаретным дымом и грязными словечками; таскал чипсы и вяленое мясо со стола, потому что накануне ничего не ел, и пил колу со странным привкусом.

А затем настроение менялось. Взрослые становились агрессивными, смех и музыку сменяли ругань, звук бьющегося стекла и женский плач. Когда вечер подходил к своей кульминации, они гасили свет и доставали что-то из карманов. К полуночи он видел взрослых с пугающими, пустыми взглядами. Они медленно и невпопад двигали конечностями, отрывисто и невнятно говорили или произносили отдельные звуки и возгласы и больше походили на зомби из фильмов, чем на живых людей.

Они пугали его. Его пугали мама и крики младшей сестры в колыбели, которую он неумело успокаивал, сунув ей пустышку. Когда малышка засыпала, мальчишка вспоминал, что ему страшно, и прятался в своей комнате под одеялом, сжимая в руках пластиковую фигурку Капитана Америки.

Пару лет назад один из маминых приятелей, задержавшийся в их доме дольше остальных, повёл его в «Макдональдс» и купил «Хэппи Мил». Разделавшись с едой, мальчик не спешил доставать игрушку, он потягивал «Спрайт» через трубочку и старался не смотреть на дно коробки, хотя, когда доставал картошку фри, заметил звёзды на красно-синем.

«Ну же! Тебе разве не интересно посмотреть, кто там?» – спросил мамин приятель.

Ему было интересно. До ужаса. Но этот сладкий момент предвкушения, когда ты вот-вот станешь обладателем чего-то, пусть даже дешёвой пластмассовой фигурки, нравился ему гораздо больше.

Парень в кожаной куртке и с немытыми волосами, купивший ему «Хэппи Мил» с Капитаном Америкой, вскоре перестал приходить. Из тех разговоров матери, что ему удалось подслушать, мальчик узнал, что он «в завязке».