Как я мог отказаться?

Мы схоронились где-то в коридоре, чтоб не попасться на глаза ни учителям, ни моим одноклассникам (в школе меня не любили ни те, ни те, поэтому вторые запросто могли сдать меня первым), дождались начала урока, и когда шум в школе сошел на нет – не спеша двинулись к выходу.

Но тут Женьке пришла в голову идея:

– А пойдем туалет посетим напоследок?

А чего бы и не посетить? Посетим!

Заходить в провонявший дымом, грязный и мерзкий общий туалет нам было не комильфо, поэтому, справедливо решив, что раз все учителя на уроке и в учительском туалете мы никому не помешаем, мы направились туда. Да, вдвоем. А почему бы и нет? Зачем один будет стоять снаружи и мозолить проходящим мимо людям глаза?

Мы вошли, но закрыть за собой дверь не успели. Из ниоткуда вдруг появилась завуч. Стремительная как баллистическая ракета на этапе нисходящей траектории, она неслась к нам, крича на ходу:

– Выходите! Выходите оттуда! Выходите!

Я вышел. Следом за мной вышел, слегка пошатываясь, Женька. А что? У нас по школе запросто наркоманы ходят, пусть и мой пьяный брат по ней погуляет!

– Вышли! – сказал он.

– Вот и хорошо! – сказала завуч, исчезая в туалете.

Мы пожали плечами. Мало ли, вдруг ей приспичило так сильно, что терпеть она уже не могла? В конце концов, это учительский туалет, что тут попишешь. Ее право. И мы отправились в общий.

На мой взгляд, на этой ноте сия история могла бы и закончиться. И была бы она забавной, но не особо смешной. Ну, выгнали нас из туалета, подумаешь, делов-то! Но это был еще не конец.

На следующий день с урока алгебры меня, как говорится, "с вещами на выход" забрала секретарь и отвела к директору. Меня это не удивило и не насторожило. Грехов за мной было много, и к директору я хаживал частенько. Я только гадал, так, с ленцой, зачем я потребовался Василию Петровичу на сей раз? О какой моей проказе он снова узнал? Может, химичка меня заложила, что я реактивы из кабинета спер во время дежурства? Или я учительницу психологии так достал своими постоянными прогулами, что она на меня наябедничала?

Меня привели в приемную. "Подождите!" Ну, а чего бы не подождать? Спасибо, что с алгебры меня забрали, я лучше тут посижу, чем там. Подождал, посидел… "Проходите!"

Прохожу.

Коротко о Василие Петровиче: мужчина в годах, лет 60 ему было на тот момент, наверное. Лысоватый, довольно крепкий, крупный, но уже начавший полнеть. Еще бы, от сидячей работы-то. Манера речи – брежневская. Дикция – такая же. Кабинет выдержан в советском стиле – большой стол, нависающий над сидящим напротив учеником, портрет Ленина над столом… Побывав в этом кабинете впервые, будучи еще первоклассником, я, сличая лысоватого Василия Петровича и лысого Ильча, подумал, что, наверное, на портрете какой-то его родственник.

– Здравствуй! – коротко и веско бросил мне директор. – Садись.

Я сел. Он молчит, и я молчу. В воздухе висит ожидание… Я понимаю, что дело тут явно не в прогулах, слишком уж мрачен и задумчив Василий Петрович, вероятнее всего – обнаружили пропажу реактивов, а значит, сейчас мне будет выволочка… На лице директора – раздумье, тяжелое такое раздумье. Он не знает, как начать разговор… Мнется… наконец решается.

– Кирилл… Вот скажи мне… Ты – мужчина?

– Ага, – киваю я, офигевая все больше и больше. Не так раньше начинались наши разговоры, совсем не так.

– И я – мужчина, да?

– Вроде бы, – осторожно говорю я.

– Вот и давай поговорим с тобой, как мужчина с мужчиной!

Я украдкой щипаю себя за руку. Нет, вроде не сплю и не галлюцинирую. Что он несет-то в самом деле?

– Ну, давайте… – выдавливаю я из себя.