У Бена ушло поразительно много времени на выбор. Он то и дело презрительно фыркал, цокал языком, закатывал глаза. Мону удивила такая самоотдача, однако Бен, как и Борис, с головой погружался в новые интересы – к тому же, Бенико много для него значила. Громкое «Ха» от Бена застало ее врасплох. Даже Бербель подпрыгнула, из-за чего у нее из грудной клетки со звонким стуком выскочило ребро.
– Вот оно! – воскликнул Бен, но прикрыл дисплей ладонью. – Наколдуй его сразу на себя, ладно? Просто скажи, что это должно быть платье, на которое я сейчас смотрю, так получится?
– Эм… конечно? – по крайней мере, Мона на это надеялась. Когда девушка поднялась, тело на мгновение запротестовало: слишком долго сидела. Неуклюже передвигая занемевшими ногами, она доковыляла до мраморной статуи и прочистила горло. – Оборотень обнаружил платье, пусть его на ведьму наденет заклятье! Заколдовать!
Одна из лучших ее рифм. Щелчок пальцами разнесся громким эхом по просторному выставочному залу.
Ничего не произошло. Она в недоумении взглянула на свои пальцы. На их кончиках потрескивала магия.
– Странно, почему… – произнесла она, однако замолчала, когда потрескивание сменилось мерцанием.
Ладонь Моны окрашивалась в темно-фиолетовый, теряя свою текстуру. Она словно вглядывалась в вечернее небо, на котором показались первые звезды, вот только это небо растекалось по ее коже. Подобно жидкости, сияние поглотило всю руку. Лишь в последний момент Мона сообразила, о чем только что думала и какая картинка возникла в голове.
– Черт, черт, черт! – выпалила она, так как собственное колдовство затянуло ее в классическую, насыщенную эффектами трансформацию воина в матроске. Разве что без крутых поз, поскольку Мона застыла как вкопанная, пока магия окутывала ее, создавая платье из лент… И она могла бы поклясться, что на заднем плане играла тихая музыка. Хотя, возможно, это просто проклятые вазы: звучало подозрительно похоже на вступление из «Клуба Винкс».
Друзья и даже Тиффи округлили глаза. Бербель от удивления уронила челюсть на пол. Прошло неприятно много времени, прежде чем колдовство завершилось, освободив тело Моны… И тогда у всех открылись рты. Мраморная статуя в шоке подняла руки к голове без лица.
– Что, что, что? – ахнула Мона, перед глазами у которой до сих пор плясали звездочки. Столько блеска – это перебор.
– Зеркало! – Борис вскочил, схватил ее за руку и просто поволок за собой. Бербель и Бен без промедления последовали за ними.
Мона опустила глаза и заметила, что при ходьбе из-под подола выглядывают черные туфли на плоской подошве. Естественно. На высоких каблуках она бы никак не смогла так быстро бежать за Борисом.
Платье казалось тяжелым, и, после того как друг дотащил ее до зеркальной стены на лестничной клетке, Мона поняла почему.
Облегающий корсаж из черной кожи с узором в виде созвездий. Под ним прозрачный лиф с рукавами лишь из темно-фиолетового тюля. Ткань, струящаяся, как водопад, и темная, как ночь, ниспадала до самого пола. Трудно сказать, была ли на ней вышивка или сверкали настоящие звезды. Мона как будто облачилась в само ночное небо. Простой современный крой подчеркивал ее фигуру, оттенял светлую розовую кожу и зеленые глаза, которые при виде отражения в зеркале наполнились слезами. Без лишних слов она бросилась в объятия Бена. – Так и знал, что тебе пойдет, – радостно пробормотал тот и прижал Мону к себе.
– Ты прекрасна, дорогая! – череп Бербель крутился в воздухе, словно она исполняла веселый танец.
– И я бы сказал, что мы определились с основным мотивом торжества, не так ли? – Борис высказал вслух то, что моментально отразилось в сознании Моны.