И я узнаю в нём Панка. Хитрый голос, и, насколько я помню, попал в нашу семью после бандитских дней. Я раньше не слышал о его похождениях, но его собственные рассказы заставляли меня хмыкать. Парень был весел даже тогда. Сейчас же, когда он работал на меня, всё его веселье сняло как рукой, но он оставался сумасшедшим.
– Я не могу утверждать. Но он может вести за собой солдат на первом этаже или находиться во дворе: там тоже обстрел.
– Да, те, кто на нас напал, явно имели информацию о плане дома.
– Это Клевер! – Я стал спускаться по ступеням в полутьму выхода, негодуя от злости. – Но он валяется трупом в моём кабинете, вряд ли всё дальше пойдёт по их плану.
А на душе было беспокойно. Фубар там, один, в засаде. Я беспокоюсь о нём больше.
– Босс, надо быстрее идти, вас уже ждут внизу. – И меня подхватил на руки идущий позади Панк. – Вы идёте слишком медленно, и это опасно для вашей жизни. Поранились. Ничего, вас обработает наш медик.
Я не мог ничего сказать: в голове всё плыло, и я даже был невероятно рад, что не мог больше идти. Это было настолько больно, но прошедшие годы заставили меня терпеть и идти дальше.
Сейчас же, слушая краем уха разговоры моих солдат, я понимал: я вот-вот отключусь.
Нас пошатнуло в тот момент, когда я услышал хлопок автомобильной двери, и мою ногу обожгло чем-то. Я не мог открыть глаза, но я слышал крики моих людей, сидящих в машине. Потом скрип колёс по дороге. И мы набрали скорость.
Что было дальше, я не знал. И вряд ли узнаю.
Потому что наш дом вместе со всеми солдатами взорвали. И, можно сказать, в этот момент мы проиграли.
Пожар
Последний вздох
Мы лишь живём, погрязшие в грязи тех мест, которые в сердца впились. Мы давно живём на грани, приняв иллюзию за реальность.
Быть может, нам пора вдохнуть давно манящую свободу? И устами вкусить столь манящую свободу?
Быть может, нам давно пора привыкнуть и пережить минувшие моменты тягостных раздумий, иль нам пора покончить с этим раз и навсегда?
Тянулись долго тягостные дни, когда нас время не щадило. Мы пылью покрывались золотой, веками мы лежали под землёй. И всё, что мы постигли, так это вроде ничего. Живём мы день за днём лишь для того, чтобы достигнуть манящий всех Элизиум. Иль, может, живём мы для того, чтобы издать томимый слепой надеждой вздох последний, печальный и тяжёлый? Живём мы для того, чтобы закрыть глаза в блестящих стенах иль в жестяном гробу из слёз страдания и пепла давно минувших дней?