После душа я надел белый комбинезон, застегнул на поясе ремень с пистолетом и ножом и, подойдя к зеркальной стене и осматривая себя, я вспомнил, что должен был зайти к корабельному роботу- парикмахеру.

– Да, да, – сказал я самому себе, – нужно немедленно отправиться к парикмахеру и узнать, что меня ожидало в этом мире?

Однако мне было только девятнадцать лет, и я в своей жизни всегда на первое место ставил любовь. Вот поэтому, едва я шагнул в коридор, как немедленно схватил хорошенькие ручки Орнеллы и осыпал их поцелуями, уже забыв всё на свете.

Взволнованные мы вышли на пустынную, тихую улицу и сели в машину.

Орнелла ткнула пальцем в щиток приборов, и наша машина плавно опустилась в подземный сверкающий пёстрыми красками широкий туннель. И когда её колёса коснулись белого дорожного полотна, девушка выжила до пола кабины педаль газа. И мы со скоростью ракеты помчались вперёд.

Нас почему-то охватил приступ смеха. И мы с Орнеллой до слёз – отчаянно —смеялись все те несколько минут пока машина с воем летала по дороге. И только благодаря автопилоту мы не разбились на перекрёстках о встречные скоростные автомобили.

Орнелла, сверкая глазами, хлопала меня по рукам и кричала:

– Ещё несколько часов назад я должна была погибнуть! А теперь я еду домой и везу тебя!

Она вдруг затихла, откинулась на спинку кресла и, чуть краснея лицом, отрицательным жестом качнула головой.

– У нас это не делают.

– Что не делают? – спросил я, словно ничего не понял, продолжая безотрывно смотреть на неё.

– Женя, я сплю в твоих мыслях и поэтому знаю всё, всё про тебя. Знаю, с кем ты целовался, где жил. И знаю, что в Советском Союзе ты называл хлебные котлеты апофеозом строительства коммунизма.

– И каким я тебе кажусь?

– Замечательным! Только странно, что у вас на Земле такие, как ты, считаются плохими, а лживые, двуличные негодяи называются «порядочными людьми».

В ответ я пожал плечами, несколько озадаченный словами центаврийки.

Машина плавно затормозила, съехала на обочину дороги в туннеле, где мелькали пёстрые огни, – и остановилась на квадратной площадке, которая почти сразу выбросила нас наверх, на улицу города. Орнелла крутанула «баранку» и, давя на педаль газа, лихо подвела машину к зданию. У входа на стене, как и всюду, был красный круг. Мы по очереди опустили на него ладони. Дверь мгновенно распахнулась, и мы вошли в квартиру.

В квартире девушка села на диван и, принуждённо смеясь, сказала с надломом в голосе:

– Мне всегда это было смешно, когда я смотрела…

Она быстрым движением руки схватила со столика книгу и, радуясь тому, что нашла выход из трудной ситуации, радостно воскликнула:

– Давай почитаем!

И тут же отбросила её в сторону, и, растерянно взглянув на меня, пролепетала:

– Мне просто не по себе от твоих мыслей. Ты опять горишь. И температура поднялась. Впрочем, если ты не можешь без этого…

Она отчаянно вздохнула и уже готова была потянуть замок молнии на комбинезоне вниз, но вдруг вскочила с дивана и начала торопливо щёлкать кнопками приборов, лукаво поглядывая на меня.

– Давай посмотрим наше кино.

Но я не обращал внимания на кадры, что замелькали на стенах комнаты.

Орнелла, как бы случайно ускользнула из моих рук, забежала мне за спину и, смеясь, всплеснула руками.

– Боже мой, ты же любишь поесть! Как я могла забыть об этом!

Когда я поймал её, у неё на ресницах заблестели слёзы. Она мне в этот момент показалась мне такой беззащитной и слабой, что я почувствовал себя чудовищем.

– Ну, Женя, – умоляюще —просительно сказала Орнелла, – успокойся, выпей воды. Ты просто есть хочешь.

Она торопливым жестом – прямо из воздуха – взяла стакан и протянула мне, и расширенными глазами с надеждой стала смотреть в моё лицо.