Что бы он ни говорил, как бы ни уверял Аглаю, какие бы шутки не шутил, слова его как будто утратили прошлую божественную силу. Аглая его слушала молча, поджав головку, и видела только то, что было на самом деле – страх.

Аглая, хоть и выросла, и поумнела, и ещё похорошела, боялась многого. Ей стало страшно темноты. Она перед самым первым (и всеми последующими) сентября переживала по своей учебе. Вдруг будут новые злые преподаватели, или она не потянет материал, или она ошибется, как папа… Шёпот страха преследовал её по пятам.

Аглая оставалась живой, подвижной, весёлой девочкой, которая во всем хочет поучаствовать. В школе она знала многих, со многими из старших, младших и параллельных классов общалась, ходила гулять в больших компаниях и порой переписывалась. Однако близких и верных подруг было всего две. Она любила с ними общаться: всегда встречала их с улыбкой, каждая новая встреча была фейерверком для неё.

Три «уси» из детского сада уже давно ушли из её жизни, после того случая их общение становилось всё более редким, далёким и натянутым. И она была рада, что оно закончилось навсегда. (Марина же Витольдовна стала закрытой, подурнела, потемнела, у нее начали дрожать руки и голос огрубел. Спустя год она уехала, и никто её больше не видел. То ли всё-таки уехала за границу, то ли поехала к своему поместью, о котором так никто и не узнал.)

Аглая была счастлива со своими новыми подружками, но порой на неё накатывали очередные страхи.

Дело было всё в том, что по непонятным причина Аглаю вечно сравнивали с одной из её подруг.

Вася Бурская была одноклассницей Аглаи; эта прагматичная циничная девочка никогда не витала в облаках, вступала с каждым в соревнование и обязательно старалась в нем победить. Не то что она была злой и самодовольной, просто состояние дикой конкуренции было для неё нормой, и она считала, что только так можно развиваться и добиваться успехов.

Шура Кашина, вторая подруга Аглаи, не понимала таких принципов, но и не высказывалась ни за, ни против них. Она была, как говорится, учёным человеком, и чуть ли не с самого первого класса её путь в науку был предначертан судьбой. До того как в их школьной программе появилась физика, она боготворила математику, считала её первоосновой сотворения мира и яростно верила, что ей можно объяснить всё вокруг. А что нельзя, того и не существует. Потом появилась физика, и она переложила всю эту концепцию на физику. И теперь для неё не стало необъяснимых вещей.

– Вот ты согласна с Васей? Ты действительно думаешь, что обязательно нужны соревнования и кто-то обязательно должен победить? – спрашивала Аглая Шуру.

– Ты же знаешь, что я отвечу, Аглай. Да, мне не нравится эта теория, но если миру сейчас она нужна, то значит я буду ей следовать.

Аглая физику слабо понимала, поэтому все эти «физические» размышления Шуры для неё были мутны и далеки, как планета Центавра. Несмотря на все доминирующие течения общества, на то, что ему надо и как следует жить, у девочки был свой взгляд на вещи, и он шёл с ней на протяжении всей жизни. Хотя она часто (даже чаще, чем можно было) попадалась в капкан несчастья и сталкивалась лбом о гору несправедливости.

В школе Аглая училась замечательно. Из года в год она получала пятёрки, а если и затесаются кое-где четверки, то это из-за глупых озлобленных учителей.

– Архангельская! – чаще, чем нужно было, вскрикивала учительница географии. – Ты зачем в школу пришла? Учиться! Ты не на подиуме, зачем тебе столько краски на лице? Нет, вы только посмотрите на неё…

Географичка придиралась к её контурным картам, исправляла ей глупые и неважные описки (падежи, суффиксы наречий и проч.), коршуном выслеживала ошибки в устных ответах и ужасно досадовала, что ничего не может поделать с её списанными контрольными.