Я погладил его соседствующим указательным пальцем и ответил:

– Нет, оно не продаётся.

Он, к слову, меня не узнал и обращался с лобызанием как к дорогому клиенту, чья глупость могла заметно обогатить его, и лишь изредка косился на грязные одежды, что были весьма нередки среди рабочих любого города. Я объяснил, что попал в аварию, и мне нужны были средства для возвращения домой. А в витрине увидел лицо, вроде бы моё, а вроде и нет, сложно было сказать точно, не так часто я смотрел на себя и, как будто позабыл собственные черты.

Впрочем, прошлой жизни для меня отныне не существовало, и я вполне был готов попрощаться не только со своей семьёй и прожитым опытом, но и со своим лицом.

Прощаться с любимой вещицей было нелегко, но начинать что-то, не имея ни гроша в кармане, особенно если это нечто монументальное: новая жизнь или дело – ещё труднее. Всегда приходится одалживать, принимать помощь, продавать воспоминания, но, с другой стороны, может то, что у тебя сейчас имеется, и должно приближать тебя к цели, и стоит не пренебрегать возможностями. Ведь люди рождаются и умирают во имя новой жизни и продолжения старой, что уж говорить про вещи, и уж тем более деньги.

Жизнь без излишеств научила меня замечать чуть больше, чем просто предметы и их практическая польза, чувствовать краски ярче и не распыляться на видимости, оттого с любыми вещами я обращался довольно аккуратно, тем более с ценностями, и, получив деньги, сразу же обзавёлся приличной одеждой, отложив остальное на жизнь и дорогу. За часы удалось выручить кругленькую сумму, что дало возможность расправить плечи и немного потоптаться на месте.

Я надел костюм, сшитый из качественных, по заверению милой дамы, материалов, и, повернувшись у зеркала, растерянно взглянул на отражение. Одежда имела способность губить красоту или же напротив из простоты сделать подобие интеллигентности, а превратить меня в цивилизованного человека оказалось несложно.

Я не имел понятия, что поджидало меня на тёмных улицах страшного мира, и смогу ли исправить ошибки своего прошлого пребывания на земле. Но, прихватив немного решимости и терпения, я бодрым шагом побрёл по улице, что непременно куда-то вела, постепенно сбавляя шаг. Внутренний компас вёл меня по незримым путям, что сопровождали шаги еле заметными покалываниями. Я поддался чьей-то воле и оказался в тёмном переулке, ощущая на себе взгляды пристального внимания множества заблудших зевак.

Небо казалось таким низким, что я вполне мог до него докоснуться, протянув руку и встав на носочки. Птицы летали над самой головой, задевая волной воздуха от взмаха крыльев, и будто создавали грозные порывы ветра. Потянув носом, я уловил затхлый запах, разнёсшийся по всей округе. Казалось, прохожие глядели на меня, перешёптывались и смеялись.

Заморосил дождь. Холодные капли неуверенно помечали пространство вокруг. Я поднял лицо и закрыл глаза, вдыхая запах посвежевшего дня. Дождь всегда бросал всех в уныние, меняя планы и настроение, а я так любил это не похожее ни на что расстройство. Игнорируя возгласы неравнодушных к чужому разгильдяйству, я слушал голос разрастающегося ливня и почти увидел красоту этой жизни. Каждая капля в этот момент обладала своей неповторимой формой и содержанием, словно взращивая неисчислимые миры в одном крошечном водном пузырьке. И только так, – промокнув до нитки на какой-то грязной улице – я мог почувствовать себя частью чего-то большего, чем просто непогода.

Люди быстро разбежались, превратив улицу в миг в самое уютное место на земле, а перед моим носом открылась дверь, озарив ярким светом. Из освещённого тёплыми лампами коридора выглянула женщина, почти обнажённая, в лёгкой полупрозрачной накидке, и с улыбкой вытянула руку под дождь, собирая в ладонь капли так, словно видела их впервые. Я опешил от вида её сладких форм, тогда животная глупость ударила мне в голову и внушила мысль, будто я – самец, которому всё по плечу. Я гордо расправил плечи, а женщина резким движением схватила меня за рубашку и затянула внутрь, а затем скрылась из вида.