Впрочем, он ее как будто бы не замечал и, картинно стоя возле задней двери, что-то чертил на карманном компьютере. Позирует? Выделывается опять? Уж так углубился… Но время шло, автобус подъезжал к центру, а Илья все не отрывался от своего КПК – и, похоже, не притворялся. Ане стало неловко: кто тут о ком, собственно, больше думает?

Она сошла на центральной площади, которую называли «красной» из-за новых кирпичных магазинов, выстроившихся стеной, и направилась в «Формозу» и в «Мир игрушки». А потом, на ходу упихивая в сумку сверток, чтобы не торчал, зашагала по «красной площади» – и снова натолкнулась на своего поклонника. Илья стоял на тротуаре, задрав голову и тоже не глядя по сторонам, – он наблюдал, как крепят наверху рекламный щит, и что-то кричал людям на подъемнике. Заметив Аню, разумеется, разулыбался и жизнерадостно заявил:

– Мы снова встретились. А может, нам не расставаться?

Сверху его о чем-то спросили, Илья ответил, потом указал Ане на щит:

– Вот смотрите – моя работа.

– Халтурите? – отозвалась она, не заметив гордости в его словах.

Зато трудно было не заметить долгой паузы, после которой он наконец выговорил:

– Это не халтура. Я сюда для этого и приехал, Селиванов пригласил. – Так звали владельца городской рекламной фирмы.

– Еще один добрый знакомый? – уточнила Аня с оттенком иронии.

– Ну да, – ответил Илья, не услышав оттенка. – У него тут совсем глухо, профессиональных дизайнеров нет вообще. Ляпают как попало – и все тут. Давайте я вас провожу немного.

– Значит, Селиванов – это серьезно. А как же мы? Лариса Ивановна? Тишин? – продолжала не понимать Аня.

– А это для души, – просто ответил Илья. – Лариса Ивановна затащила, я и остался. Почему нет? Реклама же не все время забирает. Потом, интересно, и, говорят, получается. И еще – люди у вас хорошие. Это ценно. Я отвык. Когда с деловым народом общаешься – они, знаете, тоже ничего, нормальные, вроде как мы с вами. Говоришь – понимают, многие вопросы даже проще решать – логика помогает. Но вот пришел к Тишину – батюшки, люди! Такие же, как я. Ничего объяснять не надо – той же породы, понимают все сами, без логики. Поначалу просто блаженствовал.

Аня незаметно улыбнулась – ей знакомо было это ощущение, она тоже испытала его, придя к Мурашовой. Тем более что ее всегда окружали технари – и родители, и сестренка Лиза, живущая сейчас в Москве, и муж были милыми, родными, но все же калькуляторами, бесконечно далекими от того, что ей дорого и интересно. Она привычно с этим мирилась, считая, что все такие, как надо, только она не такая, пока не оказалась в мурашовском окружении – если не в настоящей семье, то уж точно среди людей своей породы, которым ничего не надо объяснять…

– Вижу, я вас разочаровал, – зорко глядя на Аню, заметил Илья, – своим низменным занятием.

– Что вы торопитесь за меня говорить, – пожала она плечами. – Я еще сама не поняла, разочаровали или нет.

– Да что там, сразу видно. Вы на мой щит и смотреть не стали.

Аня непроизвольно оглянулась.

– Ладно, далеко уже. Потом посмотрите, если захотите. А помните, что раньше на этом месте висело? Ну что? Напрягите зрительную память.

Аня напрягла.

– Что-то с трудом… Ерунда какая-то. Лицо молодого дебила, утопические города…

– …и легендарные строки: «Ты нужен России!» Это ж умирающий Базаров говорит: «Я нужен России! Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен?» Трагичная сцена, большей безысходности представить невозможно. «Отцов и детей» в школе проходят, если я вспомнил – и другие могут. А это типа социальная реклама. Я увидел – чуть не сел. Кому взбрело? А ведь взбрело. Раскрасили веселенькими красочками. И такой идиотизм – сплошь и рядом. Вы поглядите на свой город! За что его так? Вон вывеска дикая, с розовыми зубчиками и голубыми колокольчиками. Ваши дети каждый день мимо ходят и привыкают, думают, что так и надо. Воспитываются на китче и безвкусице. А вы говорите: «Селиванов – разве серьезно?» Еще как серьезно, любое дело должен делать профессионал. У девяноста процентов людей нет вкуса, так был бы хоть у тех, кто оформляет эти улицы!