В общем, армейское руководство может спать спокойно,

Зная остальных местных мам, Мама не удивится, если форму будут менять так же часто, как и до нововведений.

Ведь так приятно порадовать вкусненьким ребенка.

Из наследственного

Видимо, это карма.

Ну а как еще это обозвать?

Мама с обреченным видом смотрела на еще недавно целехонькое флисовое покрывало.

«Это у него от меня», – с непонятной смесью гордости и паники думала она.

Вспоминая, как в детстве, прячась за горой подушек, вырезала дырки на коленках в новеньком, недавно присланном теткой гэдээровском вязаном костюмчике.

Красно-белый с яркими цветочками, в Маминых глазах (когда Мама еще была просто шестилетней буйствующей хулиганкой) без дырок на коленях он выглядел не так гармонично, как с ними.

Старшенького и Средненького сия генетически-наследственная страсть миновала, а вот Младшенький…

То глаженую рубашку Старшенького, висящую на дверце шкафа, нужно ножницами подправить.

Оттачивая свое мастерство до совершенства.

То в пододеяльнике, для доставания совершенно необходимой игрушки, дырку раскромсать.

Причем сделать это виртуозно – так, чтобы мама обратно заштопать уже не смогла.

То скрыть следы другого своего «преступления» на флисовом изделии.

Этот ножницеман решил попробовать себя в роли юного пиротехника и проверить, как будет плавится флис, если к нему приложить только что затушенную спичку? А если не одну?

Флис плавился неплохо – дырка получилась замечательно-обугленно-черная.

И у юного вредителя возник новый вопрос: «Как скрыть свою “шалость”?»

Ходить далеко не пришлось, давний друг – ножницы – всегда был лучшим помощником.

И уж лучше огрести от Мамы за уже знакомую и понятную тягу к экспериментальной резке.

Чем за новую и более опасную.

Возможно, у Младшенького и прокатило бы, если бы Мама с достойным любого гэбиста нюхом на неприятности не начала «копать» дальше.

И не раскопала сохраненный на память и заныканый в самый темный угол кусок покрывала с обугленной дыркой…

Из размышлятельного

«Нельзя!»

«Нельзя, – думала Мама, – ставить на почте в одну смену двух сильно коренных представительниц ближневосточного происхождения».

Они же полностью лишены европейского лоска и американской практичности а-ля «время-деньги».

Почтовое отделение медленно, но уверенно превращалось в восточный базар.

Маме даже на секунду повеяло ароматом специй в воздухе.

Вопросы: «Кто остается работать после обеда» и «Кто кому звонил, чтобы договориться» выяснялись уже в течение часа.

Делалось это одновременно с работой.

А потому она, работа, продвигалась медленно.

Очень медленно.

Зато присутствующий в очереди народ мог вникнуть во все перипетии «американской восточной трагедии».

Можно сказать, прочувствовать в полной мере.

А как хорошо было, когда на почте работал дяденька.

Ну и что, что один?

Зато как работал…

Ни очередей особых, ни трескотни на все отделение (потому что тупо не с кем).

В общем, идиллия, честное слово.

Этот дядечка один обслуживал всех вместе взятых быстрее, чем эти две… многоуважаемые ближневосточные дамы.

Из обедного, сложно-произносимого

Опять суббота.

День.

Семейная трапеза.

Младший пытается задать свой сто сорок первый очень важный вопрос.

Мама же, наоборот, пытается успеть хоть что-то съесть в перерывах между…

Средненький, наблюдая за мучениями Мамы, пытается защитить ее от младшинского произвола:

– Младший, ты что, не понимаешь?! Когда мама ест, она – глух и никого не слушает!

Из звериного

Ночь.

Тишина.

В полуприкрытое окно дует легкий ветерок.

И тут началась она – песня.

Мама уже привыкла.

Хотя раньше специально вскакивала, чтобы подобраться тихонько к окну и подсмотреть в щелочку, боясь спугнуть «певцов».