Как жестоко разделался однажды Долгов с двумя блатными проходимцами! Как-то вечером ужинаем мы с Сашей. Вваливаются двое. Один остался в дверях, а второй постарше повел разговор в таком духе: мы, начальник, останемся у тебя, мы тебе всех мужиков заставим работать и по струнке ходить, а ты будешь платить нам как надо, но работу с нас не спрашивай. За нами будешь, как за каменной стеной! Ничего не говоря, Саша вдруг метнулся к этому «пахану», схватил за грудки и страшным ударом головой вышвырнул его в дверь. Вагончик наш был на высоких санях, к двери вела лесенка в три-четыре ступени. Оба любителя легкой жизни кубарем грохнулись с высоты оземь. Я не успел опомниться, как Долгов уже с улюлюканьем гнал их пинками вон. Потом рассказывали, что они пешком приплелись в Карамет-Нияз, один чуть ли не с переломом руки, и с первой же оказией уехали от греха подальше. Вот уж, действительно, не на того напали.

Но, зато, с каким терпением, по-отцовски, возился он с молодыми ребятами. Как-то летом 1955 года привезли работать в Карамет-Нияз группу мальчишек из ремесленного училища. Каменщики – штукатуры. Лет по 15—16. Деревенские пацаны с Кубани. Человека четыре попросились у Александра Федоровича взять их на работу в наш отряд. Ну, что с ними делать, думал я, они «железок» и не нюхали. А Долгов их взял! Несколько месяцев они только помогали слесарям: промывали снятые при ремонте детали, подай то, принеси это. Потом стали участвовать в ремонте всё осмысленнее, все косточки трактора прощупали своими руками. Только после этого Долгов разрешил подпустить их к рычагам. А через год можно было наблюдать картину, как в кабине бульдозера вертится шустрый худенький пацан Костя Монахов. Лихо орудует рычагами лебедки и фрикционов, а рычаг скорости переключает ногой! «Прямо как обезьяна!» – хохочут мужики. Знаю, что Заслуженный механизатор Константин Монахов и сейчас трудится на трассе Каракумского канала. А обязан он этим Александру Федоровичу Долгову.

Как-то привез Саша деваху: крепко сбитая ладная белотелая красавица лет восемнадцати. Огненно-рыжая. Обустроился Саша по-семейному, я остался один. Мы думали, собьёт он оскомину, вылиняет её рыжина, и прощай! Да еще разница двенадцать лет! Ан, нет! И цвет волос оказался натуральный, и характер со временем прорезался, будь здоров! Прикипел Саша к своей Рыжей на всю жизнь. Двух сыновей подарила она ему, по всем стройкам мотается с ним.

А по-первости случился с Рыжей такой конфуз. Простыла она, провалялась с высокой температурой несколько дней, а потом на живот стала жаловаться. Может аппендицит? Снарядил Саша машину в Ничку, отправил её к медикам. Вдруг, довольно скоро возвращаются. Оказывается, растрясло Валюху, вылезла юная скромница «до ветру»… и болезнь кончилась! Посмеялись. Мужикам дай только позубоскалить, Долгова не пощадят. Извини, Рыжая.

Мы долго жили вдвоем, крепко сдружились, кажется, в силу нашей полной непохожести друг на друга. Он – фронтовик, мужик, как говорят, «от сохи», талантливый умелец и знаток не только в механике, но и в душах человеческих. А я – городской книжник, вчерашний студент, мало, что видевший в жизни, но упрямо придерживающийся своих принципов в понятиях «что такое хорошо и что такое плохо». Сколько вечеров провели мы вместе вдвоем или в компании, когда Саша рассказывал о своих фронтовых похождениях, о всякой всячине «за жизнь», наконец, просто анекдоты, которых знал он великое множество. Память у него великолепная. Это был настоящий лидер, и я благодарен судьбе за такого учителя при первых шагах моей самостоятельной жизни и работы.