Надежда на взаимопонимания таяла на глазах. Я собрался с духом и озвучил ей свою позицию по поводу детей:

– Дети взрослые и все прекрасно понимают. Нет смысла разыгрывать для них видимость отношений, которых давно нет. Я все равно остаюсь их отцом и буду заботиться о них дальше, как заботился все эти годы.

– А я считаю, – последовал колкий ответ, – что ты их совсем не любишь.

Я не стал возражать. Эти слова звучали сегодня не раз. Из курса эффективных переговоров, которые я когда-то проходил, будучи генеральным директором, я знал, что такой метод называется «заезженная пластинка». И спорить здесь бесполезно.

Мы расстались на автобусной остановке. Дальше я пошел пешком до ближайшего метро, чтобы ехать домой. Она осталась ждать автобуса, чтобы ехать на свою «работу». «Жаль, – сказал я на прощанье. – Мне хотелось, чтобы наш разговор закончился по-другому».

Я все еще оставлял дверь открытой. Ответом мне было молчание.


12 января

Это оказался наш последний мирный разговор. Через неделю она сообщила, что готова на развод, но хочет финансовую компенсацию. Была названа сумма, которую я всего один раз в жизни очень недолго держал в руках во время продажи нашей квартиры. Я ответил, что с удовольствием выплатил бы ее, но такой суммы у меня нет. А заработать ее в условиях кризиса я смогу в лучшем случае лет через семь. Она не поверила. Конструктивного разговора не вышло.

Дальше все происходило быстро. Пружина конфликта раскручивалась стремительно и драматично. Это был самый жесткий сценарий, который я только мог себе представить. В нашем некогда мирном и уютном доме разыгрывалась настоящая война. С обидными словами, давлением, угрозами, очень больной для меня встречей Нового года, когда она забрала дочь и уехала праздновать к подруге. Я сполна узнал цену народной мудрости «хочешь узнать человека, разведись с ним».

Я очень любил рождественские каникулы. Раньше мы всей семьей проводили их в каком-нибудь доме отдыха, где был лес, катание с горки, игры в снежки, коньки и лыжи. Мокрая одежда, которая сушится во всех комнатах на батареях. Вечером банька. Однажды мы встретили незабываемое Рождество в Суздале, там ко всем перечисленным радостям добавились катания с валов древнего кремля, сани на тройках и холодная перцовка вприкуску с копченым судаком на рыночной площади.

Мы всегда говели, читали вслух рождественские отрывки из Евангелия и рассказы русских писателей, ходили на ночную службу. Поутру ели рождественского гуся и лезли под елку за рождественскими подарками. Настоящий праздник, которого все с нетерпением ждали, и который мы сами себе устраивали каждый год.





В этот раз никакого праздника не было. Ни лыж, ни коньков, ни гуся, ни подарков. Все каникулы мы практически не общались. В доме царила тяжелая атмосфера надвигавшейся катастрофы. И взрослые, и дети старались уйти, кто куда мог и когда мог. Мы встретились с женой на рождественской службе. Оба разными путями приехали на исповедь к нашему духовнику.

Сначала исповедовалась она, потом я. Батюшка тогда сказал мне: «Не предпринимай ничего сам. Пусть она сделает первый шаг». И накрыл меня епитрахилью.

Не знаю, что тогда произошло с нами, но это казалось настоящим чудом. После службы она подошла ко мне, попросила прощения и поцеловала. И я в ответ попросил прощения и тоже ее поцеловал. Мы вернулись домой и как-то наскоро собрали праздничный стол. Она говорила, что независимо от дальнейшего развития событий я останусь для нее самым близким человеком, что нам надо сохранить теплые отношения, насколько возможно. Мы даже договорились о подготовке мирового соглашения. И я просто представить тогда не мог, насколько чужими мы станем друг другу всего через несколько месяцев.