Вдруг он услышал тихий шорох. Из темноты со стороны строительного комбината на него двигалась абсолютно белая фигура. Воеводин сделал несколько нерешительных шагов назад и прилип к земле, прикованный надвигающимся ужасом. Перед глазами поплыли гипсовые дамы с веслами и пионеры с флейтами. Глаза начали слезиться, во рту пересохло.

Белая фигура медленно подошла к старшему кинологу и, отсалютовав, спросила:

− Будь готов?

− Все-е-е г-гда-да го-то-тов, − заикаясь ответил Воеводин, вытаращив глаза от ужаса.

− Закурить не найдется? − спросил пионер и нервно почесал заросший щетиной подбородок. − У нас там в вагончике света до сих пор нет. Везде дали, а у нас нет. А нам еще два цеха белить. И сигареты кто-то скомуниздил. Вот как работать, а? Вот я и говорю, будь готов помочь бедному маляру, приехавшему на заработки из средней Азии. Так чего… есть закурить или как?

Воеводин протянул несостоявшемуся призраку оставшуюся пачку. В это время на кухне питомника включился старый магнитофон. Он зашипел, заёкал, и тихая флейта заполнила собой все пространство.

Воеводин прислушался и предположил:

– Кажется, это Бах.

Призрак-маляр затянулся и недоверчиво заметил, принюхиваясь к дыму:

− А я думал, это наши сигареты, а не импортные.

Отработав ночную смену, Люба зашла по дороге в магазин, купила дочери свежих булочек, масла и молока. Юлька встретила на пороге дежурно поцеловав в щеку принимая пакет.

− Поставь чайник, − попросила Люба и пошла в душ.

Юля разрезала свежие булочки и смазала середину маслом, чуть присыпав сахаром. Они уселись друг напротив друга. Дочь пододвинула ей кружку и отвернувшись к окну спросила:

− Мам, а как ты с моим отцом познакомилась?

Люба закашлялась, подавившись. Дочь подскочила с места, и начала стучать ей по спине ладонью.

− Нормально, − откашлявшись ответила она, − как все знакомятся, так и познакомилась.

− В детстве ты придумывала разные истории про отца: то он у тебя в космос улетал, то уходил на белом пароходе в кругосветку. Помнишь? А правды так и не рассказала. Мам, кем он был, мой отец? Что за человек?

− Две руки, две ноги посередине…впрочем, как у всех.

− Ладно, не хочешь рассказывать, никто заставлять не станет, − она погладила маму по голове.

Люба начала нервно перемешивать чай.

− Мы были молоды и беспечны. Твой отец красиво за мной ухаживал: музеи, приятные кафе, цветы и конфеты. Самое главное, что он понимал меня. Мне тогда казалось, что понимал. Я рассказывала ему про своих летающих людей. Он слушал и улыбался. Я тогда правда думала, что это какой-то ангел сотворил чудо: нашел его и сделал так чтобы мы встретились. А потом я забеременела, а он… испугался. Ты знаешь дочь, я вот смотрю на тебя взрослую, статную, красивую, а сама вижу перед глазами твою колыбель. Я до сих пор качаю тебя на руках, кормлю, пеленаю. Купаю тебя в ванночке и примеряю тебе костюм снежинки для детского утренника. Вытираю испачканный мороженным рот и поправляю школьный ранец на спине. Как можно было всего этого испугаться, я не понимаю и наверняка никогда не пойму. Именно поэтому я не позволяю ему общаться с тобой.

− Позволяешь? – Юлька напряглась, − ты не оговорилась? Если нет, то ты до сих пор с ним общаешься. Но ты толком никуда не ходишь. А это означает что…

– Это не значит ровным счетом ничего!

− Что он работает у тебя на питомнике. Так, кто бы это мог быть. Колись мамочка, это Ларионов?

Люба покрутила у своего виска указательным пальцем и присвистнула.

− Мужиков подходящего возраста у вас немного. Нужно приехать на питомник и всех расспросить с пристрастием. Посадить на деревянный табурет, яркую лампу в лицо и …