− Ты правда веришь в такие истории? – усмехнулся старший кинолог.

Но Татьяна, не обращая внимания на упреки начальника, увлеченно продолжила:

− И тут мой родственник Гена направил свою «Калину» на девушку-монстра. Машина сильно ударила ее, и она кубарем улетела в канаву. Гена вновь перекрестился. Машина заглохла. Парень выругался и осторожно открыл дверь. Он вооружился массивной монтировкой и, хлопнув исцарапанным багажником, выкрикнул в ледяное безмолвие южной непроглядной ночи… мол, эй, где ты там… выходи, тварь! Затем он выдохнул и, развернувшись, направился к машине. На месте водителя сидела… она. Геннадий выронил монтировку из трясущейся руки и заплакал. Вот клянусь, все именно так и было!

− Брехня, − рассмеялся Воеводин. От его звучного смеха в вольерах на улице залаяло несколько собак.

Таня встала и направилась к паровому котлу. Молча открутила задвижку и осторожно приподняла массивную крышку, выпуская струю ароматного пара. Кухня наполнилась запахом отварной говядины. Взяв деревянную лопатку, девушка начала с усилием перемешивать овсяную кашу с мясом. Весло в ее руках неспешно касалось дна скороварки, производя монотонный глухой звук. Длилось это около минуты. Наконец Воеводин не выдержал:

− Да прекрати ты ее дергать, она еще не заварилась!

Таня вынула весло и начала так же монотонно обстукивать его о край пароварки.

− Да ладно, верю, верю я в эту тряхомудию. Ты это хотела услышать?

Старший кинолог нервно извлек из мятой пачки сигарету и вновь закурил, выпуская в окно сизую струю своего негодования.

− Какая интересная история! − удивленно воскликнула Люба, пытаясь разрядить ситуацию. – Николаич, лучше расскажи об этом раритете твоего бати.

− Этот магнитофон давно сломан, даже не включается, я притащил его сюда ради памяти об отце, − отмахнулся старший кинолог. − Он сначала в комнате у нас с женой стоял, потом она его на балкон вынесла, и он служил подставкой под цветы. А потом она решила его утилизировать. Мне как-то жаль стало выбрасывать, вот сюда и притащил.

− Включается, − не согласилась с ним Люба, − я сама слышала и не раз. Только он не сам по себе, его включает гипсовый пионер.

Таня включила воду, начав отмывать весло от овсяной каши.

− Да это все сказки, брехня, − Воеводин равнодушно махнул рукой в сторону женщины.

Люба бросила нож на доску и, для уверенности подбоченясь, заявила:

− А вот и не сказки. Когда-то еще в советские годы, когда этот питомник только открылся, в самом начале аллеи, идущей от конечной остановки общественного транспорта, была установлена кованая ограда. Ее остатки можно и сейчас наблюдать там же. За неимением ухода она просто развалилась с годами, превратившись в ржавую труху. Слева и справа на входе стояли две бетонные тумбы, на которых было установлено два памятника: пионеру с овчаркой и девушке с веслом. На груди гипсового пионера висел почему-то не пионерский барабан, а небольшая флейта на тоненьком шнурке. А овчарку кто-то из местных ради шутки покрасил кузбасслаком в черный цвет.

− Эти тумбы до сих пор там стоят, я видела, − подтвердила Татьяна, морщась от ледяной струи из-под крана.

− Ну стоят, и что с того? – скривив недовольную гримасу, переспросил старший кинолог.

− Когда началась перестройка, на питомник приехало новое военное начальство. Увидев мальчика с собакой и эту с веслом, проверяющий распорядился убрать «советских динозавров». Гипсовые статуи сняли и закопали неподалеку от конечной остановки: прямо в овраг кинули и зарыли землей.

− Не пойму, при чем тут старый магнитофон на бобинах? – спросила Таня.