Варвар вздохнул.

– Мне нельзя – в Каршаре засмеют. В общем, спасибо, Дилль – если бы не ты, валяться бы мне сегодня вместе с теми.

Каршарец указал на пятерых наказанных, которые до сих пор ещё не пришли в себя и продолжали сидеть на полу. Дилль усмехнулся – эк варвара пробрало – даже по имени его назвал, а ведь раньше кроме как задохликом не величал.

– Да не за что. Ну не мог же я тебя оставить в этом кабаке…

– Вот поступок настоящего друга! – варвар хлопнул Дилля по плечу.

– … тем более, что та симпатичная служаночка к тебе так ластилась, – не замедлил добавить Дилль, потому что от варварского дружеского похлопывания рука у него просто онемела. – Не мог же я тебя оставить ей на растерзание. Ах, говорила она, какой мужчина…

– Служаночка? Такая беленькая и вся из себя… – тут Гунвальд изобразил выпуклости женского тела. – И ты, собачья душа, увёл меня от неё?!!

– Да какая тебе разница – ты же всё равно ничего не вспомнил бы, – убедительно сказал Дилль. – Слушай, вот в следующий свободный день, когда ты не будешь так пьян, подойди к ней и поговори, может, чего и срастётся. А лучше без всяких разговоров сразу шлёпни пониже спины – говорят, женщины от этого просто млеют. Тем более, она вокруг тебя уж так увивалась, так увивалась…

– Увивалась… – пробормотал Гунвальд. – Нет, не помню. Какая жалость!

– Пить надо меньше. Слушай, а ты всегда так надираешься?

– Нет, обычно я могу выпить куда больше. Но вчера я был расстроен, вот и расслабился.

– Расстроен? – переспросил Дилль. – Наконец-то понял, что зря в драконоборцы подался?

– Нет, меня ограбили, вот я с расстройства и засел в кабаке.

– Ограбили? – монах оглядел мощную фигуру варвара с ног до головы. – Что-то мне не верится, что в Тирогисе нашлись самоубийцы, напавшие на каршарца.

– Не, на меня никто не нападал, – вздохнул Гунвальд. – Это был всего лишь тощий вонючий хорёк – торговец амулетами и зельями.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Дилль, – расскажи поподробнее, как тощий вонючий хорёк ограбил могучего ва… каршарца.

– Ну, наверное, я сам виноват, – протянул Гунвальд. – Забрёл я в квартал чародеев, иду мимо этой лавки, вижу, амулеты магические висят, травы какие-то, животные всякие засушенные. Думаю, может, этот маг сумеет мой амулет расколдовать, да и зашёл внутрь. Но хозяин лавки оказался не чародеем, а простым торговцем, я и собрался уходить. И, даже не понял как, но по пути опрокинул полку со всякими зельями. Торгаш давай орать, как резаный, что я его разорил и теперь должен ему двадцать золотых. Я уже собрался придушить этого наглеца, но тут набежали патрульные из городской стражи. В общем, меня повязали и в уплату за ущерб забрали тот золотой, что мне в казначействе выдали. Ладно ещё мелочь не нашли – вот на неё-то я и гулял в кабаке.

– И ты позволил скрутить себя каким-то стражникам? – не поверил Дилль.

– Вместе с ними был маг, – пояснил каршарец. – Он как увидел мой амулет, так сразу и обездвижил меня.

– Скажи-ка, – спросил Герон, – а этого "вонючего хорька" звали не Джилбрун?

– Кажется, стражники к нему так обращались, – наморщился, вспоминая, варвар. – А что?

– Это известный в Тирогисе пройдоха. Ещё до того, как меня выслали, я слышал о его проделках. Он тогда торговал посудой – поддельным фарфором из Гридеха. Джилбрун приглашал в свою лавку какого-нибудь прохожего, подстраивал крушение якобы дорогущей посуды, после чего набегала толпа подкупленных стражников и грозилась арестовать несчастного, если он не заплатит торговцу. Люди, конечно, платили. Потом Джилбрун имел неосторожность нагреть кого-то из приближённых к воровской гильдии, за что едва не поплатился головой, и прекратил свои пакостные делишки. А сейчас, похоже, взялся за старое.