– Родственники? – с отрешенным видом спросил понтифик.
– Их тоже в покое не оставим… – облизнул свои сухие тонкие губы Б***ля по Морде.
– Это правильно, но я о Природе… – задумчиво взвесив чётки в руке, сменил тему понтифик. – Слишком безжалостно мы с ней поступаем. В Европе скоро лесов не останется. А ведь древесина – это всё. Мебель, строительство домов, корабли, кареты, да много ещё чего. Нет, на еретиках экономить не будем, но лес надо поберечь.
– Как говорят наши милые испанцы, аутодафе – это свет и тепло нашей христианской любви, – вкрадчиво поддакнул понтифику Б***ля по Морде, услужливо пододвигая ему подставку для ног.
– И я о том же… А тут – Гардарика. Что это? Да ещё эти непонятные этруски… А вдруг и правда, что этруски пришли сюда из тех мест? Не дай бог! – понтифик перекрестился и поцеловал свое нагрудное распятье. – И получится, что цивилизация к нам пришла от этих варваров? Ты обратил внимание – во всех этих записках путешественников и купцов говорится, что все эти города находятся в непроходимых дремучих лесах? Это же сколько дров? И на таких необъяснимых просторах… Придётся нам свет наш истинный нести к ним, к этим проклятым язычникам. Пусть погреются нашим светом и теплом. Вот где нам леса хватит на всё, а заодно и Священное Писание укрепим, и сомнения всякие искореним Провидением истины и Словом Божьим. Надо взоры нашей знати обратить на эти земли. С Палестиной мы перемудрили и оставим её в покое до лучших времён… Да поможет нам Бог! Амен…
– Амен. Да, нищеброды эти сарацины, нищеброды. Но кто же знал, что у них ислам такой воинственный. Прибыли никакой, а какие убытки пошли! – с горестным видом согласился Б***ля по Морде. И столько грусти проявилось в его глазах.
– Займись этим. И с сегодняшнего дня Гиперборея, Гардарика – как бы дальше она ни называлась – должна стать для нас делом всей Европы. А то от этих арабов сплошные неприятности, да ещё от славян, будь они прокляты, надо спасать нашу цивилизацию… Но ещё нам как никогда теперь надо об окружающей среде помнить и расширять, и расширять наше жизненное пространство. С нами Бог! Амен… – папа Григорий VII вздохнул и положил руку на пергамент уже законченного им нового календаря.
Заскрипели гусиные перья по пергаментам – и по ним, и по драгоценной по тем временам бумаге закапали, как слёзы, чернильные кляксы. Писали не только хроникеры, но и все кому не лень. Знали, что врали, но всё равно врали и врали. Хотя, почему врали? Быть этого не может. Они, западные учёные, никогда не врут и не ошибаются! Изредка их правота просто становится ненужной по причине использования этой правды не по назначению и не ко времени, и не к месту… Ну и что с того? С кем этого не бывает?
Толпились перед соборами и церквями фанатики веры после самобичеваний, но, увы – дров не было. Была холодная зима, и придурков, желающих самосожжением доказать силу своей веры, от всех храмов гнали прочь. В ту зиму холод мог сэкономить много, много человеческих душ, но… они замёрзли насмерть.
Испуг перед незнакомой, странной в своих проявлениях добротой жизни, первозданной чистотой человеческого общения вынудил Запад как цивилизацию к агрессии зла, к агрессии подлости и ненависти и лжи, направленной против славян.
А однажды потомки тех мальчика и девочки встретились среди дубравы, возле запруды лесной речки, улыбаясь навстречу друг другу, встретились не просто как влюбленные – он и она – а как ветреность чувств и безмерное время ожидания, встретились, как встречаются судьба и мечты. И поняв, что им ещё предстоит и чего им хочется, даже не думая оплакивать западные ценности, они просто все вступили нагими в реку и слились в одухотворении любви. Вот тогда и появилась тяга к возрождению! (Ренессанс – время, от которого вдруг перестали прятать грешность плоти, тянувшейся к святости чувств).