В то время как все с наслаждением предавались чревоугодию, маркиза решила продолжить общение с юной хозяйкой. Ещё раз окинув её изучающим взглядом, она заговорила:

– Я полагаю, что основное обучение вы уже закончили, и мне интересно знать, чем вы теперь намереваетесь занимать своё свободное время?

– Я буду заниматься самообразованием, расширяя свой кругозор во всех направлениях. Осенью я планирую посещать курс медицины в Коллеж де Франс. Ещё меня очень увлекает живопись, и я беру уроки рисования у месье Лефевра. По выходным дням я занимаюсь верховой ездой, и, кроме того, отец даёт мне уроки фехтования и стрельбы из пистолета.

– Ваш папенька явно хотел воспитать сына, но он сотворит из вас амазонку.

– Я постараюсь быть менее воинственной.

– А кроме физических упражнений и медицины, что вас увлекает?

– Меня увлекает всё, что касается искусства. Я восторгаюсь тем, что может творить увлечённый своей идеей человек.

– Это весьма похвально, так вы вскоре станете интересным собеседником и вас будут рады видеть в любом салоне. Поведайте, что интересного вы прочли в последнее время?

– Совсем недавно я прочла «Божественную комедию» Данте и до сих пор нахожусь под впечатлением.

– Вы меня просто сразили! Кто в вашем нежном возрасте читает такую литературу? После этого и жить-то не хочется, зная, какие страсти нам уготованы. Я сама прочла это произведение лишь затем, чтобы не попасть в неловкое положение, если возникнет дискуссия на эту тему. Всё так мрачно, такие ужасные образы, нет, это не стоит читать, чтобы не погрузиться в беспробудную меланхолию.

Закончив речь, маркиза посмотрела на юного Юбера де Мюррея и попыталась вовлечь его в разговор, задав невинный вопрос:

– А что вы думаете по этому поводу, если прочли это произведение или хотя бы просто любовные сонеты Данте?

Молодой маркиз перевёл взгляд на свою родственницу, затем на её собеседницу и бесцветным голосом произнёс:

– Всё его творчество пронизано всепоглощающей любовью к Беатриче. Когда она умерла, он нашёл способ оживить её для себя. Своими мрачными фантазиями он многих увлёк. Всей его сущностью овладела страсть, и эта страсть была совершенно не удовлетворена, поэтому он постоянно подпитывал свои чувства в надежде на облегчение любовных мук и мук потери. На эту тему хорошо выразился Байрон, по поводу ещё одной легендарной пары с неразделённой любовью. Он сказал буквально следующее: «Если бы Лаура была женой Петрарки, разве бы он писал ей сонеты всю жизнь?» Кстати будет сказано, но Данте не посвятил своей жене ни одной строчки.

Всё это маркиз де Мюррей говорил, глядя прямо в глаза Жастин. Она смотрела на густые локоны его белокурых волос, большие голубые глаза, слегка искривлённый от неудовольствия рот, уголки которого были немного опущены, и перед ней сразу возник портрет Байрона, которого он только что цитировал. Весь его облик был таковым, что казалось – ещё одно мгновенье, и он встанет, чтобы выразить свои чувства словами: «Конец! Всё было только сном, нет света в будущем моём». Именно так восклицал двадцатилетний Байрон. Анализируя весь облик Юбера, Жастин думала, что в нём не было какой-то внутренней силы, не было огня, олицетворяющего юношеские порывы. От него веяло беспросветной меланхолией…

Её мысли прервал звон колокольчика, который оповещал о смене блюд. Официанты быстро заменили столовые приборы и стали разносить горячие блюда. Первым внесли кассуле – это было чем-то вроде патриарха французской кухни, и многие из гостей заметно оживились. Жастин, напротив, еле подавила в себе желание сделать ироничное замечание по поводу того, что данное блюдо категорически противопоказано дамам, да и для мужчин принесёт мало пользы. Он него можно ожидать лишь непомерного вздутия живота и отсюда прочих вытекающих неприятностей. Дело в том, что это высокочтимое блюдо готовилось из продуктов, которые содержали в себе большое количество разнообразных жиров. Основой кассуле была белая фасоль, которую предварительно замачивали и отваривали до полуготовности. Затем в неё добавляли свиные колбаски, бекон, утиные бёдра. Всё это помещали в большое глиняное блюдо, заливали мясным бульоном и три часа томили в печи. В их семье это блюдо не жаловали, его готовили только к званому ужину, желая сделать приятное для почитателей сего гастрономического ассорти.