– Истома умер, – сообщил Самсон и описал подробности.

Эриха заинтересовала последняя просьба Истомы и он переспросил:

– Выходит, что Истома заключил союз со смертью?

Самсон не спешил отвечать, и Эрих уточнил:

– А как вы поняли последнюю просьбу Истомы?

– Я тоже ее не понял.

– Выходит Истома жил двойной жизнью?

– Скорее, он поддерживал на людях тот образ, который был принят тогда в обществе. Если ты не ходишь в храм – тебе не подадут на милость.

Такого короткого экскурса в прошлые жизни Эрих не припомнил, но все же вывел Самсона из гипноза и дал время прийти в себя.

После сеанса Самсон и Эрих расположились в просторной гостиной. Стройный мужчина лет тридцати в униформе официанта поставил кофе с закусками на стол и оставил гипнолога и пациента наедине. Самсон набросился на еду, сетуя на голод, а Эрих просмотрел записи, сделанные вовремя сеанса, и спросил:

– Я так и не понял, почему Истома возился с брошенными детьми?

Самсон не спешил отвечать, делая вид, что поглощен едой, но Эрих видел, как тщательно он подбирает слова, из чего сделал вывод, что пациент озвучил не все аспекты из жизни скудельника.

– А нам важно это обсуждать? Не хочу показаться грубым… Как видите, – он обвел рукой сервированный стол, – я гостеприимный хозяин. Просто меня не впечатлило это прошлое воплощение. Мне противно его обсуждать. Не хочу портить себе аппетит. Скажите, а я мог сам это придумать?

– Это исключено. Вы находились под гипнозом. А что вас конкретно разочаровало?

– Все. Время, в котором я жил. Страна. Профессия. Наконец, нация. Русский? Я не мог быть русским. Я уже сомневаюсь в выбранном пути. Кажется, регрессивный гипноз не для меня.

Эрих улыбнулся и сказал, что понимает его.

– Как бы нам хотелось быть кем-то важным, непременно титулованным и богатым. К сожалению, мы не выбираем кем и когда родиться. Это удел высших сил.

– У Бога хорошее чувство юмора, – Самсон вытер губы салфеткой и отбросил ее на стол. – Он меня сегодня рассмешил. Какая же это убогая жизнь – среди адского смрада наваленных в кучу разлагающихся тел и вечным воем детей. Как хорошо, что у меня нет детей. У вас есть дети?

– Нет.

– Хотите сказать, что у вашей жены не было потомства? – лукаво осведомился пациент, заранее предвосхищая ответ.

– Именно так.

– Это ложь! – с горячностью воскликнул Самсон. – У нее был сын. Они жили в Париже. Она и об этом вам не сказала? Что она вам говорила? Поеду с подругой шопиться? Лгунья! Она ходила к сыну.

Эрих вскочил так резко, что его стул завалился на бок.

– Я не позволю вам говорить в таком тоне о моей покойной жене!

– Простите, Эрих! Я не хотел вас обидеть. Не понимаю, что на меня нашло.

В комнату заглянул Петр Семенович.

– У вас все в порядке?

Минуту Краузе стоял, выпучив глаза на пациента, и думал: «Если был муж, может был и ребенок?». Эта мысль подкосила его окончательно. Он плюхнулся на стул, который поднял подскочивший к нему официант, и уставился в одну точку.

Двери закрылись, в гостиной воцарилась тишина. Пациент решил исправить ситуацию и заговорил речитативом:

– Вы хотели знать, почему Истома возился с брошенными детьми? Так записывайте, – Самсон поднял с пола блокнот, ручку, очки и положил перед Эрихом. – В скудельнице хоронили отбросов общества: самоубийц, пьяниц, разбойников, иноверцев, утопленников и всех тех, кто не смог перед смертью сознательно исповедоваться в своих грехах. Это считалось позорной смертью. Детей подкидывали на скудельницу и в храм. В основном ночью. Были сироты, которых оставляли вместе с телом родителя, который погиб внезапно, и дети оставались без дома и пропитания. Истома жалел их.