За окном послышались шаги. Кто-то робко постучал по оконному стеклу.
– Краузе, вы здесь?! – послышался мужской голос.
Эрих поднял голову, но не откликнулся. Через минуту все стихло, гипнолог вернулся к чтению.
Читая пожелтевшие страницы, доктор отметил, что Самсон на каждом приеме говорил о смерти. Не просто рассуждал, а утверждал, что знает о ней все, год ее появления на Земле, и даже создал для нее музей. Казалось, его ничего больше не интересует. Любая попытка психотерапевта или родственников завести с ним разговор на отвлеченные темы терпела фиаско. После короткого ответа, Самсон снова возвращался к теме смерти, засыпая доктора все новыми шокирующими подробностями, с которыми ему приходилось сталкиваться по долгу службы. Он утверждал, что Смерть сама его выбрала и объяснила свой выбор тем, что он ей задолжал в одной из прошлых жизней. Видимо, именно этот факт не давал Самсону покоя, и он намеревался узнать с помощью гипноза при каких обстоятельствах возник этот долг.
Эрих понимал, почему отец поставил диагноз «шизотипическое расстройство». Поведение и социальная изоляция пациента, эксцентричность эмоций и параноидальные галлюцинации – симптомы этого диагноза. Галлюцинации были сверх навязчивыми, Самсон не мог сам от них отключиться. Медикаментозное лечение не приносило значительного улучшения состояния, хотя немного ослабляло галлюцинации, в то же время вызывая массу негативных эффектов типа сухости во рту, нарушения пищеварения и набора веса, а также вялости и нежелания что-либо делать. Но без медикаментов у Самсона появлялись параноидальные мысли, ступор, неконтролируемые и беспричинные слезы. После долгих лет лечения и наблюдения Карл Оттович отменил все препараты и ограничился тремя сеансами в месяц, просто следя за состоянием пациента. При таком подходе пациент смог даже работать и иметь минимальные социальные контакты.
Входная дверь хлопнула, послышался цокот каблуков, затем кто-то постучал по двери:
– Эрих, можно к вам?
Это была Лариса.
Немного помедлив, Краузе нехотя открыл дверь и с недовольством воззрился на докучающую ему особу.
– Эрих, Рахиль настояла на разговоре с вами вопреки моему запрету. Мы договорились, что на этот раз она даст Самсону полную свободу. Только с таким условием я пустила ее на обед…
– Я подписал с Самсоном договор, – повысил голос доктор. – Теперь он мой пациент.
– Да-да-да, я знаю. Это хорошая новость, но у Рахиль опека, а Самсон спрятал все деньги.
– Как это касается сеансов? Если бы он не мог оплатить – тогда понятно, но деньги-то у него есть. Он что, не дееспособный?
Лариса нервно посматривала в сторону входной двери и переминалась с ноги на ногу.
– Я не знаю. Он говорит одно, она – другое.
– От меня вы сейчас что хотите?
– Поговорите с Рахиль, по крайней мере, выслушайте. Вам все равно нужно иметь понимание, в каких условиях живет и работает ваш пациент, тем более, его лечил ваш отец. Сделайте это хотя бы ради отца.
– Личная жизнь пациента никак не влияет на регресс.
– Но прошлые жизни могут влиять на нынешнюю. Разве не так?
– Хорошо, я поговорю с ней, – вынуждено согласился Эрих с надеждой на скорое разрешение конфликта.
Застыв у двери, Лариса не решалась озвучить вторую просьбу. Краузе это почувствовал и спросил:
– Что-то еще?
– Да, но не знаю, как сказать…
– Зоя… – с тяжелым вздохом гипнолог опустился на кушетку, – отказывается от еды, как я понял. Разгрузочные дни еще никому не вредили.
– Да, но не ей. Она теряет в весе уже полгода. Я перепробовала все —бесполезно, не знаю, что еще предпринять, – глаза Ларисы наполнились слезами, подобную слабину она обнажила впервые. – Муж сделает только хуже. Когда дело касается детей, он всегда все портит. Они будто не его. Такая огромная пропасть между ним и ими. Не припомню, чтобы кто-то из детей решил с ним посоветоваться… ну хоть в чем-нибудь. Поездка в Италию только все усугубит. Зое нужно пересмотреть свою жизнь…