Дождь прекратился вечером следующего дня. Ещё через день бренные останки угомонившейся Пелагеи были быстро преданы земле. Но весной небывалый доселе паводок добрался до этого места – так не стало её могилы; а летом таёжный пожар слизнул с лица земли её ветхую покосившуюся избушку, стоявшую на окраине посёлка…

Нехорошее место

«…В Высочайше вверенной моему управлению области всё спокойно, никаких выдающихся преступлений нет».

(Из рапорта губернатора Якутской области
И. И. Крафт Иркутскому генерал-губернатору)

Егор Матвеевич Самсонов серым морозным утром направлялся на службу. Невзирая на солидный возраст, Самсонов продолжал исполнять должность дознавателя при якутском полицейском управлении. Как он ни старался, как ни проявлял рвение, ступить на следующую ступеньку карьерной лестницы никак не удавалось: полицмейстер Рубцов, всячески препятствовал Егору Матвеевичу, ставил препоны: вечно проявлял недовольство его работой, называл «неинициативным, бесперспективным, вялым членом образцового сыскного отделения стоящего на охране рубежей правопорядка области».

«Слова-то какие бесовские! – в сердцах сплюнул Егор Матвеевич, – понахватался, понимаешь, от поднадзорных социалистов… Он ещё сиську мамкину сосал, а я уже… товой-то… То, что в Якутске население скоро к семи тыщам подойдёт, и, считай, чуть не каждый месяц по тяжкому преступлению раскрывать приходится, это он в расчёт не принимает. Бесово вымя, прости Господи…» Дознавателю было на что обижаться: в своё время он лично изобличил и привлёк к ответственности три банды фальшивомонетчиков, а все лавры Рубцов присвоил себе. В итоге губернатор Крафт обещал повысить Рубцова в чине – до подъесаула, и даже премии исходатайствовал…

– Здравия желаю, Егор Матвеевич! – громыхнуло откуда-то сверху. – Как поживать изволите?!

Самсонов от неожиданности вздрогнул, живо перекрестился, посмотрел наверх, – с пожарной каланчи ему радостно махал руками пожарный Митрофанов, – его добрый сосед с Казарменной. За размышлениями он даже и не заметил, как подошёл к родному полицейскому управлению.

– Здравствуй, Митенька! – крикнул в ответ дознаватель. – А то не знаешь, вчерась только и виделись!

– Так то ж – вчерась!

– Не холодно тебе там, дружок? Смотрикась, морозното как нынче?!

– Нам не привыкать, Егор Матвеевич, служба. Да и сменяюся скоро… – пожарный, сняв меховые рукавицы, подышал в ладони, отломил примёрзшую к усу соплю. – А что это вы, Егор Матвеевич, так рано нынче, заутреню даже ещё не били?

Напустив на себя важный вид, дознаватель осторожно, но в то же время многозначительно, осмотревшись по сторонам: не подслушивает ли кто, ответил:

– Исключительной важности, понимаешь, дело, братец, – смертоубийство!

– Ох, прости Господи! – Митенька перекрестился и чуть не вывалился через барьерчик. – Это как же, батенька?!

Вместо ясного ответа Самсонов предложил:

– А приходи-кась, братец, вечерком, у меня штоф в сенях мёрзнет…

– Панима-аю, панима-аю, – пожарный тоже бдительно осмотрелся по сторонам, даже внимательно глянул на восточный горизонт, за реку, – государственной важности дело, однако… Огурчик малосольный с сальцом прихватить, Егор Матвеевич?

Митенька у Самсонова был единственным постоянным и благодарным слушателем, поэтому он благосклонно разрешил:

– Прихвати, пожалуй…


***


– …Подписывай!

– Безграмотный я…

Егор Матвеевич задумался, дружелюбно и довольно мило спросил у главного подозреваемого:

– Крещёный?

– Молодой был, в наслег попы из Якутска приходили, всех подряд крестили, – устало ответил старик, – но я этого всё равно не понимаю…

Полицейский чиновник встал из-за массивного стола, тщательно пряча своё раздражение, подошёл к деду. Поставив ногу ему на стул, при этом носок начищенного до зеркального блеска сапога уткнулся прямо в промежность, наклонился, облокотился о колено и пристально посмотрел в глаза: