– Ну, тогда, милейший, крестик нацарапай, – придвинул исписанный каллиграфическим почерком лист бумаги поближе к краю стола, ткнул пальцем, – вот здесь, – перевернул лист, – и здесь.

– Тут у тебя шибко нехорошие слова, тойон,9 – старик не стал отводить глаз, – я людей никогда не убивал, только зверя, однако…

– Человек, милок, он хуже зверя будет, – убеждённый в своей правоте, ответил опытный работник полиции, и, расставляя очередные словесные ловушки, в который уже раз стал повторять свои вопросы: – золото кто нашёл?

– Я.

– А упокойного?

– Однако, тоже – я.

– Что здесь плохого, дружок, это же твои слова, ты ведь не станешь этого отрицать?

– Я не убивал этого парня, – упёрся дедушка, – зачем мне это надо? А там, – кивнул головой в сторону листа бумаги, – твои нехорошие слова, ты мне сам с бумаги говорил, тойон.

Дознаватель убрал ногу со стула, посмотрел на висящий на стене большой портрет царя-императора, прохаживаясь по кабинету, начал рассуждать вслух:

– Будем называть вещи своими именами: полфунта золота, милейший, ты похитил из государевой казны. Ведь так?

– За камельком золото лежало…

– За каким камельком?

– За моим камельком, на зимнике который.

– Я так и зафиксировал твоё честное, достойное всяческой похвалы и одобрения, признание, что за твоим. Подчёркиваю – именно за твоим камельком. Но сути дела, любезнейший, это не меняет… Далее – окромя тебя и упокойного Трофима Зуева, на зимнике и в окрестностях никого не было, – дознаватель вновь встал перед стариком, – или ты станешь этот явный факт отрицать?

– Собака ещё была…

От резкого удара в лицо старик отлетел к стене, стул с шумом опрокинулся.

– Криванцов! – раздражённо крикнул дознаватель.

В дверях появился грузного телосложения пожилой урядник:

– Ийя!

– Подыми его, голубчик, – брезгливо вытирая руки белоснежным платком, дознаватель сел на своё место, посетовал: – Весь день впустую потрачен!

– Слушаюсь, Егор Матвеевич!

Урядник, придерживая шашку левой рукой, правой ухватился за ворот рубахи арестованного и рывком поставил невесомого старика на ноги. Дед кое-как удерживался на ногах, из разбитого носа обильно текла кровь, взгляд стал совершенно бессмысленным, казалось – душа вот-вот покинет его бренное тело.

– Попроси его по-хорошему, голубчик, протокол подписывать не желает. Вот ведь бесово отродье!..

– Слушаюсь, Егор Матвеевич! – старик отлетел к противоположной стене и, судя по всему, потерял сознание.

Самсонов недовольно поморщился:

– Я ж тебя по-человечьи попросил – «по-хорошему». Вот, заставь дурака Богу молиться…

– Дык ить… – урядник собрался было что-то сказать в своё оправдание, но в этот момент в дверь постучали, – эвона как!..

– Да, войдите! – дознаватель унял своё волнение, взял себя в руки. Выражение лица сменилось на совершено равнодушное.

Вошёл молодой щеголеватый сотрудник сыскной полиции, на шее у него болтался модный, в голубенький горошек, галстук:

– Разрешите доложить, Егор Матвеевич?

– Если подобное ещё раз повторится, Криванцов… Говори, Павлуша, что там у тебя?

Агент посмотрел на лежащее без движения тело старика, откашлялся:

– Кхм… Доставили мы Зуеву Екатерину, здесь она. И этих двоих нашли, сотоварищей Трофима покойного, тоже. В тюрьме ожидают-с…

– Ты, Павлуша, часом, не социалист? – Егор Матвеевич, кажется, пропустил важную оперативную информацию мимо ушей. Либо, как человек мудрый и дальновидный, – не подал виду: в случае чего галочку-то себе поставит!

– Боже упаси, Егор Матвеевич! С чего вы взяли такой абсурд?!

– У Залевского, ссыльного, такой галстук видел.

Молодой человек смутился:

– Купил я у него намедни: весьма, знаете ли, в деньгах он нуждался…