– Может, там, на детской площадке? – спросил Гриша и направился к пустому фонтану.

Днём по его дну бегали дети, а ночью над горками и каруселью висела тишина. Скульптуры медведей, таящиеся за деревьями, присматривали за сквером.

– Да ну, нет там могилы, – махнула рукой Ники. – О, знаю! Лиза, иди за мной!

– Зачем ещё?

– Видишь яму?

За тринадцать веков храм сильно просел, нижняя шеренга арок ушла под землю, потому вдоль юго-восточного фасада соорудили ров. Спуститься в него можно было по двум лестницам, расположенным с противоположных концов.

– Сама сообрази, – настаивала близняшка, – вокруг бесполезно искать – везде земли метра на два.

«Бойко рассуждает, – подумала Лиза, – только при чём тут я». Однако вслед за Ники пошла – пусть друзья лишний раз увидят её шорты, все в разводах от морской соли, и волосы мокрые, хотя выжимай, пусть вспомнят, что собирались ехать домой.

В ров, обнесённый низкой оградкой, вели сбитые ступени; Ники спорхнула в темноту. Лиза сперва осмотрелась: в свете телефона проступали бежево-красные арки храма и ряды окошек размером не больше блюдца. Дожди разъели камень: об их работе можно было судить по ржавым потёкам. У фундамента кладка давала кривизну.

– В газете была не вся легенда, – заявила Ники, ощупывая выпирающие известняковые блоки. – Я слышала продолжение.

– Какое продолжение, когда все умерли? – Лёша подошёл к краю ямы, остальные не отставали.

Гриша затянул шнурки, на которых держались его шорты, и стал спускаться по лестнице.

– Братья из легенды копили для сестры приданое, – объяснила Ники. – Когда она покончила с собой, это золото стало неприкасаемым. Говорят, братья замуровали его в стене храма.

– Считаешь, монета оттуда? – спросил Лёша.

– Забавно, что ты не сказала раньше, – заметила Лиза, и их с Ники взгляды схлестнулись.

Воздух вокруг стремительно темнел, казалось, кто-то распылил в нём чёрную краску. Лица людей, стоящих надо рвом, уже не читались. Звуки, доносившиеся с улицы Свердлова, стихли. Вблизи послышалась возня, похожая на крысиную. Это Гриша скрёб кладку ногтями.

– Ты что делаешь?!

Лиза попыталась оттащить его от стены. Движения в загустевшем воздухе давались тяжело. Темнота сжимала виски.

– Наверняка это объект какого-то там наследия, нельзя в нём дыру ковырять!

– Попытка не пытка, – пробубнил Гриша.

«…не пытка, не пытка, не пытка…» – эхом отозвалась её голова.

Со звериным остервенением он засовывал пальцы в щели между камней: скрежетали ногти, похрустывали косточки. В остальном же стало до того тихо, что Лиза слышала, как кровь струится по жилам, потому когда из стены выскочила и запрыгала монета – тынь-тынь-тынь, – она едва не оглохла.

– Я же говорила! – Ники схватила её и подняла повыше.

Над головой Лизы забурлили голоса: похоже, новая монета вызвала ажиотаж. Гриша тем временем обмяк и даже не смотрел на полагающийся ему приз. «Отбери монету, дурачок, она же твоя». Лиза жалела, что не оказалась проворнее Ники. Только сейчас она всерьёз задумалась о ценности находок, причём задумалась так, как если бы владела ими. Три-четыре десятка монет, золотых и древних, помогли бы оплатить учёбу, освободиться от матери и зажить, наконец, как хочется! Лиза пригляделась к стене и хорошенько запомнила, где Гриша нашёл брешь. А вдруг корыстные мысли посетили не одну её? Как бы не пришлось делиться!

Нужен был отвлекающий манёвр.

Она прислонилась к стене и сосредоточилась на ощущениях: сухости во рту, вялости, душной, навалившейся со всех сторон темноте, тихой мелодии саксофониста, которую приносил ветер; закачалась, вскинула руку ко лбу и сползла Грише под ноги, изображая обморок. «Лиз?!» – вскрикнула Маша. Раздался громкий шлепок: кто-то перемахнул в ров. Это был Дима. Лиза открыла глаза, как только он приподнял её с земли – долго притворяться она бы не рискнула.