– Нет, не водил, – стал оправдываться Иван. – Только рассказывал.
– Так!? – Василиса повернулась к Джону.
– Так, – признался Джон, но тут же пояснил, что его как механика посылают оборудование в каютах налаживать, а пассажиры и пассажирки бывают разные, вот им лекции по психологии и читают. А он, когда на рыбалке долго не клюет, Ивану пересказывает.
– Чепуху болтаете, – голос Василия совсем помрачнел. – Не угадал Иван. Про Василиску в летописях сказано, что "имеет лице улыскательно, егда человека увидит", и различными кознями губит человека, живет же в непроходимых местах.
– И вообще это получеловек-полузмея, – добавила Василиса. – Я знаю, нам показывали. В музее факультета астропалеонтологии что-то похожее есть – в созвездии Змеи нашли. Там звезд много, и планеты попадаются. Условия на них ужасные, для нас непригодные, а другим существам вполне могут подойти. Только в музее вторая половина не человеческая, а больше на лягушку похожа. Может, они когда-нибудь на Землю прилетали, вот Василиски и пошли.
– Может. Все может быть. Прилет, перелет, недолет. Вариантов много. – Василий закончил абзац и встал на все четыре лапы. – Но историю вспять не повернешь. Будем действовать согласно расписанию, а проблемы решать по мере их поступления. Давайте вернемся к тому, что на вершине горы? К чему все будут стремиться?
– На вершине кресло, – напомнил Джон. – Простое золотое кресло с драгоценными камнями. Подушки красного бархата. Спинка, ножки, подлокотники покрыты витиеватой резьбой, в растительные мотивы которой гармонично вплетаются символы достижений землян, преимущественно – ракеты, и эмблема ООГЦ.
– Новодел, – констатировал Иван.
– Кустарщина столичная, – добавил Джон. – Лучше бы у Данилы-мастера из малахита заказали. Он бы в него массажер встроил. Сидеть-то долго придется.
– Да хоть у меня бы попросили! Я такие венские стулья в подполе храню, на которых кто только не сидел. Многие отлично титулованными особами притертые – как сядешь, так словно прилип. Век бы не вставал.
– Я так понимаю, – что в кресле и будет сидеть кощеева дочка, а кандидаты в мужья по хрустальному склону должны будут до нее добраться и рассмешить, – Марья Моревна поднялась, потом снова села возле Бати. – Хотела у щуки спросить, чем закончится, да передумала. Лучше сама посмотрю, давно не смеялась.
– Не знаю, не знаю. Смеяться или плакать, – кот Василий сделал несколько кругов по горнице, потом запрыгнул на лавку и уставился немигающим взглядом на Петьку.
– Несмея-яна, – снова не открывая глаз прошептал Петька.
– Не зря, однако, повязку надел. Уже зацепило. – Джон потряс Петьку за плечо. – Просыпайся, а то невесту проспишь.
– А ты сам чего не вздыхаешь. Или не по нраву кощеева дочка? – спросила его Марья Моревна.
Джон отрицательно покачал головой:
– Она же не смеется, скучная. Мне такие не нравятся. Пусть лучше Петька попробует. Мы ему поможем, подтолкнем. Ильи, к сожалению, нет, импульс придать некому.
– Правильно, – поддержала Джона Марья Моревна. – он же с тех пор, как его ворон за шкирку в Столицу уволок, там еще не женился. Пусть пробует, а мы поможем – мало ли свадеб сыграли. И Яга у нас – знатная сватья.
– Хорошо, – сказал Батя. – Пора Петрухе человеком стать. Да и нам своя рука в Столице лишней не будет.
– Вот-вот! Зашлем казачка! У меня в Столице вопросов много, – старичок Прохор стал загибать пальцы. – Лицензия – раз, возврат тары – два…
– А с другой стороны и плохо. Спит жених. Грезит. Проспит свадьбу. Сколько там попыток дается? Джон, глянь-ка.
– О…, – только и успел проговорить Джон, поскольку был прерван старичком Прохором, который тут же подскочил к Петьке.