– А почему она пустая? – испуганно спросил Петька. – Туда же по накладной много оборудования сгрузили. Баки, колбочки всякие, пробирки, шприцы. Сепараторов два, перегонный куб один. Мебель всякая. Я расписывался и замок повесил.

– Замок до сих пор висит – на одной петле, – ответил старичок Прохор. – Только разве замком кого удержишь. Там и Яга прибиралась, ей для всяких снадобий пробирки, колбочки, шприцы очень нужны. Сепараторы тоже вещь нужная, у Морозовых коросилов-то сколько. А перегонного куба не было. Точно не было, – старичок Прохор наморщил лоб. – Ты хоть скажи, в каком углу он стоял. Справа от окна, что ли?

– Плохо! – вздохнул Батя.

– Что плохо? – спросила Марья Моревна и снова заглянула в стакан Бати. – Дай я тебе чаю подолью!

– А то плохо, что ярмарки два раза в год, а остальное время пустует избушка. Сходили бы вы с Иваном, да посмотрели, может, сгодится на что. Рыбалка на Темном озере хорошая, так лодку бы на зиму убирали.

– Сходим, – согласился Джон, и покраснел так густо, что из темно-коричневого стал почти черным. – Только там рыба, говорят, слишком умная. Она мимо школ глубинного народа плавает, потом на крючки насмешливо поглядывает и мимо проплывает. И еще, говорят, ее там глубинный народ вместо птиц подкармливает. Вот, как мы синиц и снегирей зимой.

– Ладно привирать-то! Придумал – рыбы в школу ходют! Насмешил! – хихикнул старичок Прохор. – Скажи честно, что русалок на Темном озере нет, вот тебе и неинтересно.

Потом перестал смеяться и повернулся к Бате:

– А за избушкой следят. Кентавры каждый год полы перестилают. Их молодежь на отдыхе топчется, играется, полы проламывает, старшие потом исправляют. С этим полный порядок. Кентавры хоть и себе на уме, но честь соблюдают. И шишки мои не трогают. У меня там под навесом шишки можжевеловые выдерживаются. Я их потом перемалываю, а какие и целиком в эликсиры идут…

– Дальше будете слушать? – прервал старичка Прохора кот Василий, – что с пунктом два?

– Пункт два, – продолжил Джон. – Названо имя кощеевой дочки.

– Неужто? – удивился старичок Прохор. – Это же государственная тайна! От всех скрывали, чтобы всякие ушлые персонажи вниманием небескорыстным не досаждали. А тут и на́ люди, и имя! Неспроста это все – покровы с государственных тайн снимать.

– Театр, – задумчиво пробормотал Василий. – Настоящий театр. Сидят зрители в зале, шушукаются, покашливают, ничего толком не знают. Но вот поднимается занавес, и хитроумный сюжет постепенно проясняется, и в наконец на зрителей обрушивается неожиданный финал. Зрители аплодируют, кричат «бис». Потные артисты неоднократно выходят на поклон. Кассир, довольно потирая руки, докладывает директору о барышах…

– Василий, что ты там себе под нос болтаешь? – окликнула кота Марья Моревна, – тебе чай в молоко наливать, или без чая хочешь.

– Без чая, но с сахаром, – ответил Василий. – А разговариваю я так, сам с собой, мысли всякие приходят, ассоциации. Дед мой в театре одно время проживал, рассказывал. А тут Прохор про покровы обмолвился, а где покровы, там и занавес. Но это к делу не относится. Джон, так как дочку зовут?

– Странное имя, я такого ни разу не встречал – ни у людей, ни у русалок.

– Так она, может, и не человек, и не русалка. Она же кощеева дочь, какое захочет, такое имя и выпросит, папашка не откажет, – Прохор пододвинулся поближе и даже приложил ладонь к уху. – Так как дочку зовут?

– Странные, все-таки, родители, – продолжал размышлять, как бы не слыша вопросов, Джон. – Мне бабушка говорила, что в имени человека – его и характер, и судьба. Эх, так девочку обидеть! Детства лишить. Не ребенок, наверное рос, а сундучок с комплексами. Потому, наверное, и прятали.