Добавь к ним красных муравьев, которые вторгаются ночью в вашу хижину и заставляют выскакивать на улицу.

Теперь, когда перечисление семи «африканских казней» завершено, я отправляюсь на мое ложе из «мягкого пуха», чтобы немного отдохнуть от дневных забот.

Спокойной ночи и до следующего письма.

Пост Лекети на Алиме, левый берег, вблизи устья Лекети, 30 декабря 1883 г.

Мой дорогой друг[379], сегодня я получил всю почту. С 16 сентября я не имел никаких вестей из Европы. Я писал всю ночь – утром письма нужно отправить; извини меня за спешку.

Вот коротко о моем путешествии[380]. 11 декабря я оставил пост Дьеле и поднялся по реке в пироге апфуру с тремя своими спутниками; за пять дней я добрался до деревни Аторо[381]; затем по суше[382] пошел к Мпини[383], в угол, образованный реками Лекети и Джалинке[384], после чего поднялся на Плато ашикуйя, в деревню Эгиги вождя Мбуми[385], где провел целый день, любуясь великолепной возвышенностью, плодородной и покрытой толстым слоем гумуса (она находится приблизительно на высоте семисот восьмидесяти метров над уровнем моря). Оттуда я отправился обратно; спустившись на пироге (всего лишь выдолбленный ствол сандала, куда помещаешься с трудом, к тому же очень неустойчивый) от Мпини по реке Лекети, прежде мне неизвестной, после пяти дней плавания я добрался до устья Алимы[386]. Один раз лодка перевернулась, и я думал, что моя записная книжка пропала, поэтому мне пришлось чертить план реки на папиросной бумаге, случайно оказавшейся у меня. К счастью, книжка нашлась, час спустя я обнаружил ее на дне пироги среди нашей снеди: маниоки, кукурузы, арахиса.

Река замечательная; ее обычная ширина – шестьдесят метров, но местами она доходит до ста. Порогов нет, течение не очень сильное, и справа и слева болотистые берега покрыты лесом, где преобладает бамбук, который служит украшением всей этой буйной экваториальной флоры, отражающейся в светло-сероватой воде.

Я не только сделал барометрические и гипсометрические[387] измерения, но и нарисовал карту всего пути.

Я впервые пометил на ней Дьеле и Лекети, которые изучил. Я не успеваю послать тебе эту карту – она пока еще в моем дневнике.

Здесь все чувствуют себя прекрасно, и мы вовсе не завидуем ни здоровью, ни хорошему настроению живущих в Европе. Дай Бог, чтобы следующий год был таким же удачным, как и уходящий. Еще один год, и тогда я спущу паруса и стану думать о своих подкованных железом ботинках, о своем альпенштоке[388] и о замшевых перчатках, о которых я так и не забыл среди тягот африканской жизни.

Гансен, 19 февраля 1884 г.

Я жив и здоров, у меня есть еда и одежда. Я начинаю письмо этими словами, потому что, когда 14 февраля я приехал к Балле[390], он меня крепко обнял, так крепко, словно увидел меня воскресшим. Несколько дней до этого какой-то англичанин сообщил ему, что Жак де Бразза, или просто Жак, умер. Но я пока чувствую себя хорошо, и у меня давно не было приступов лихорадки.

Я покинул Дьеле 2 февраля[391], а вечером 14-го приплыл к Балле. Путешествие как по Алиме, так и по Конго было очень удачным. Встречавшиеся по пути племена не отказывали мне в теплом приеме.

В верховьях Алимы многочисленные стоянки и деревни апфуру беспрерывно следуют друг за другом. Корзин с маниокой, сваленных кучами на берегу, невероятное количество, их многие сотни. Спускаясь по реке, я постоянно встречал пироги апфуру, одни нагруженные маниокой, другие совсем пустые, возвращавшиеся за новыми корзинами.

Я только не мог понять, как эта громадная масса маниоки, собранная в верховьях Алимы и отправленная в ее низовья, вдруг исчезла, не успев доплыть до Конго. Куда же направился этот мощный поток, не дошедший до Конго? Вот что меня занимало.