— Ты правда хорошо выглядишь, — тихо говорит она и делает глоток игристого.

— Спасибо, но я чувствую себя неловко, — признаюсь ей.

— Ну и зря, — фыркает она. — Первое: мы не в стенах школы, второе: ты вполне прилично одета, так что улыбаемся и машем, — хлопает несколько раз глазами, чем вызывает у меня смех.

Наше веселье прервало появление директора в компании итальянца. У Марины Леонидовны лицо такое, словно она звезду словила. Облачена в красное облегающее платье до колен с разрезом на левом бедре. Гордая походка, прямая осанка, и с высоко поднятой головой она идёт рядом с… Фабио и улыбается всем чуть ли не как королева.

Мы с Ириной остались на том же месте возле широкого окна во время официальной части, где итальянец мучился поблагодарить всех за работу на ломанном русском. Иногда как бы невзначай он бросал взгляды в мою сторону. И если со стороны это было незаметно, у меня было ощущение, что эти перегляды замечают все.

Официанты крутились возле фуршетного стола, всё время дополняя его разными закусками, и следили, чтобы бокалы ни у кого не пустовали. Свет в зале убавили, музыку сделали громче, и вскоре обстановка стала лёгкой и непринуждённой для всех. Но не для меня.

— Алиса, — шепчет мужской голос с акцентом на последнюю букву.

Вздрагиваю от неожиданности и резко поворачиваюсь — Фабио.

— Добрый вечер, господин Росси, — нехотя здороваюсь с ним, сжав бокал в руке крепче.

Не знаю, что в нём такого, но мне он неприятен.

— Вы сегодня… meravigliosa, — говорит он непонятные мне слова и, поднеся к губам три пальца, имитирует поцелуй.

Как дура улыбаюсь и киваю, пока он глазами облизывает меня с головы до ног.

— Вы не подарите мне танец? — он протягивает руку.

— Я не танцую… — пытаюсь отказываться я.

— Один танец, — мягко настаивает итальянец.

Ну танец не так уж и страшно, да и это всё же человек, который спонсирует нашу школу. Даже можно сказать: частично платит мне зарплату.

Ставлю бокал на стол и позволяю ему увести меня в центр зала и закружить в танце. В процессе я даже вхожу во вкус, и его ладони, что слишком много себе позволяют, не мешают уже. На минуту забываю, что на нас смотрят коллеги, директор и обслуживающий персонал. Судорожно пытаюсь вспоминать, когда я последний раз танцевала и вообще куда-то выбиралась. Но в голове только одно, и самое яркое воспоминание о танце… И оно связано с двумя мужчинами.

К концу танца я заметно напрягаюсь, чувствуя на себе чужой взгляд, кручу головой, пытаясь понять, кто прожигает во мне дыру, и натыкаюсь на прищуренный взгляд нашей Марины Леонидовны. Но почему-то решаю, что моя напряжённость не связана с ней, и что, скорее всего, мне показалось.

— Grazie, — наклонив голову вперёд, говорит итальянец и, поднеся к губам мою руку, целует тыльную сторону ладони.

Улыбаясь, я вырываю руку и быстро ухожу в ванную комнату. Всё же чувство, что за мной следят, не отпускает. Я гнала от себя эти мысли, потому что дома, где живу одна, тоже ощущаю, что на меня кто-то смотрит, а это явно ненормально, и я списала всё на свою паранойю.

У меня только одна мысль, кто может за мной следить — Андрей. И не потому, что ему не хватает моего общества, или у него высокие чувства. А потому, что я сбежала. Сбежала от него, не сказав ни слово. Сама. Не он выгнал, не он решил, что нам пора расходиться, а я сама. И он явно не свыкся с этим фактом.

Помыла лицо холодной водой и вернулась в зал.

— Алиса, — зовёт меня Ирина. — За мной муж приехал, можем тебя подбросить, — говорит она.

Понимая, что с меня на сегодня хватит развлечений, а то на первый раз перебор будет, я соглашаюсь.