По телу Мирьи пробегают мурашки. Она не знает ничего ужаснее липких пальцев Хельги. Хуже них только Эльма.
Глава 4
В лапах Хельги
Хельга крупная, мохнатая и жирная. Единственное, что в ней есть красивого, – это крест, украшающий спину. К тому же у неё вид вечно всем недовольной старухи, так кажется Мирье. Сейчас Хельга дожидается её во мраке кухни, и Мирье виден только её силуэт.
Мама берёт за шляпку один из грибов-светлячков, растущих прямо напротив двери дома. Поднеся его к лицу, быстро шепчет несколько слов, слегка дует на гриб, и он тут же начинает светиться, рассеивая темноту кухни.
– Здравствуй, Хельга, – говорит Мирья, изо всех сил стараясь придать голосу приветливые нотки.
Хельга отвечает ей коротким кивком.
Мирья никогда не знает, в какой из многочисленных чёрных зрачков паучихи ей нужно смотреть, поэтому она отводит взгляд и садится на табуретку спиной к Хельге.
– Да уж, Мирья, – выщёлкивает звуки паучиха. Ее челюсти клацают друг о друга.
От этого звука, как всегда, по спине Мирьи пробегают мурашки.
– Что на этот раз стряслось?
Липкие пальцы Хельги принимаются бесцеремонно поворачивать и крутить крылья Мирьи, так что натягивается кожа.
– Ничего особенного, – отвечает Мирья.
Она протягивает руку к маленькому погасшему грибочку-светлячку, лежащему перед ней на столе, и несколько раз перебрасывает его из ладошки в ладошку. Потом замечает, что мама не сводит с неё тяжёлого взгляда.
– Так получилось вдруг, что я застряла. – Мирья косится на маму, которая стоит, прислонившись к дверному косяку и скрестив на груди руки. Видно, что она не удовлетворена ответом. – В кустах шиповника, – добавляет Мирья.
Мама качает головой с видом человека, потерявшего надежду на лучшее:
– Зачем ты туда полезла, Мирья? И почему всегда всё заканчивается тем, что страдают твои крылья?
Мирье стыдно, она понуро опускает плечи. Маме придётся теперь платить Хельге. И хотя Хельга берёт за свою работу меньше остальных паучих, это всё же не бесплатно, и маме приходится каждый раз раскошеливаться.
– Да. С чего Мирью туда понесло? – щёлкает челюстями Хельга.
Мирья не может больше вынести этот звук.
Она прикусывает губу. Она же всего-навсего играла в пятнашки со шмелем! Он так отяжелел от цветочной пыльцы, что Мирья в кои-то веки оказалась проворнее. Заметив её, шмель со всей прыти кинулся удирать в кусты шиповника. Она бросилась его догонять, и вот тогда-то и случилась неприятность с крыльями. Они накрепко застряли. И ей пришлось их вытаскивать.
– Да так просто, – отвечает Мирья, пытаясь расплющить гриб-светлячок в ладошках.
– От шиповника лучше держаться подальше. – Хельга с такой силой тянет за крылья, что Мирье становится не на шутку больно. – Там шипы.
«Как будто я сама не знаю», – думает Мирья, стараясь не подавать вида, что ей больно.
Она опускает глаза и смотрит на свои руки. Она порядком исцарапалась, пока выбиралась из кустов, выговаривая им попутно за такое обращение с её крыльями. Но мама, к счастью, не заметила красные полосы, покрывающие кожу Мирьи густым узором.
Хельга делает первый стежок, который и впрямь легонько стегает Мирью. Она ойкает.
– Нечего нам тут изображать! – Мама говорит это таким резким тоном, что слова отдаются в Мирье болью. – Если бы ты не ушла с поляны, ничего этого не было бы.
– Там, правда, растут кусты оленерогого сумаха и львиный зев, но они не бодаются и не кусаются. – Хельга проводит мохнатой лапой по плечу Мирьи. Мирья на секунду зажмуривается, чтобы не видеть этого отвратительного зрелища.
Наверное, Хельга просто пытается так шутить. Типа у оленерогого сумаха рога, как у оленя, а у львиного зева пасть, как у льва. Мирья прекрасно знает эти растения. Но их названия совсем не кажутся ей забавными.