Те, кто питались с ротой, не успевали съесть свою порцию. Особенно те, кто стоял в строю сзади и проходил раздачу последний. Им вообще на еду оставалось меньше минуты. После команд сержанта «Рота, закончить приём пищи!» и «Встать! Относим посуду» жевать строго запрещалось. Поэтому и без того скудный обед оставался недоеденным. Некоторые старались спрятать хлеб по карманам и таким образом вынести его из столовой. Это считалось очень серьёзным проступком. Из-за такого «несуна» вся рота качалась, пока «несун» уплетал целую булку хлеба, взятую у хлебореза специально для этой цели.  Однажды у нас половина роты вынесла  хлеб в карманах. Кормить каждого целой булкой было не реально. Сержант построил роту и приказал вытряхнуть весь хлеб из карманов прямо на «взлётку». На взлётке образовалась дорожка из хлеба. Сержант приступил к своим поучениям:

– Что? Мамкины пирожки вышли уже?  – орал он, – Жрать захотели? Я вас отучу таскать хлеб из столовой. А ну, сожрали всё быстро!

Рота стояла в нерешительности.

– Ну! Я кому говорю!

Большинство бросилось подбирать хлеб с пола и пихать себе в рот. Через несколько секунд «взлетка» была чистая, а весь хлеб исчез в желудках голодных солдат. Не дёрнулись только «шерстыные». Перед обедом я наблюдал, как они уплетали пряники.  Сержант явно не ожидал такого поворота. Видя всё это, он покачал головой и развёл руками:

– Ну, ребята! Я прям не знаю, что с вами делать! – и ушёл.  Через несколько минут вся рота помирала на ФИЗО.

Вкус чая в солдатской столовой был особенным. Бойцы шептались, что напиток имел странный привкус, потому что в него добавляли бром, чтобы ослабить влечение к противоположному полу. Какой противоположный пол? Тут бы с ума не сойти! Не знаю, насколько правду рассказывали про бром, но офицеры нам говорили, что он вроде как запрещён.

В целом КМБ прошло без особых эксцессов. С горем пополам зазубрили устав,  научились маршировать, приняли присягу, после чего  благополучно были отправлены в свои части. В нашем случае через плац.

Возвращение в роту не сулило духам ничего хорошего. Спасало только то, что по традиции при возвращении в своё подразделение после КМБ у нас была «Золотая десятка» – десять дней, в течение которых старослужащие не должны были нас трогать. По их окончании мы вкусили все прелести армейской жизни в полном объёме, со всеми её тяготами и лишениями. Однажды, после отбоя, когда уже видел десятый сон, я неожиданно проснулся от резкой боли в животе. Оказывается, нашёлся «деятель», который решил проверить у духов пресс. То, что все крепко спали, его не останавливало.

К счастью, моё пребывание в Роте было недолгим. Около десятка человек, в числе которых я, были отправлены обратно в учебку в роту КАО (командиры автоотделений) на сержантские курсы и курс доподготовки водителей для военнослужащих, имевших права. Курсы длились два с половиной месяца для «допы» и три месяца для молодых сержантов. На самом деле из этого обучения мы не вынесли ровным счётом ничего. Занятия хоть и были, но мы постоянно на них страдали ерундой. Ни военной теории, ни практики вождения и устройства автомобиля. Ничего этого не было. Я попал в автовзвод роты КАО. Будущие сержанты находились с нами. И занимались тем же, чем и водители. Ходили в наряды по столовой, автопарку, КПП, по роте. Наводили порядок в расположении, в парке, на плацу. Постоянно были какие-то работы, где круглое носили, квадратное катали, как и принято в нашей армии. Ночью тоже не давали отдохнуть, поэтому постоянно хотелось спать. Пару раз производилась идеологическая работа с личным составом. Нас заводили и рассаживали  в актовый зал, и рассказывали  о важности уставных взаимоотношений и т.д. Освещение было приглушенным, и это способствовало сну. «Шерстяные» следили за тем, чтобы никто ни спал. Раздавали тычки и пинки тому, кто осмеливался «долго моргать». Но спать хотелось всем, и засыпали даже «шерстяные». Когда «долгое моргание» начинало носить повальный характер, от ораторствующего офицера звучали команды бодрящего характера: «Встать! Сесть! Встать! Сесть!» и так несколько раз, пока все не просыпались.