Теперь наяву – жуткое извержение из унитаза. Это было уже явное сумасшествие или шизофрения. Тая не знала, как и чем остановить безумные галлюцинации.

Услышав дикий крик, Рубило распахнул дверцу, легко срывая хлипкую щеколду.

Невеста в ужасе прижалась спиной к стенке, приподнималась на цыпочки, выла в истерике.

– Что?! Что случилось, Тая? – прохрипел Рубило.

Из глазниц перепуганной невесты крупными слезами словно вывалились несколько блестящих глаз.

Чёрная жижа схлынула, отступила, растеклась по бежевому кафелю всей дамской комнаты.

– Я!.. Я испачкалась!.. Испачкалась! Вся! – в ужасе шептала Тая.

Охранник и телохранитель Рубило бережно вывел из кабинки под локоть заплаканную подопечную. Она острожно переступала по кафелю в изящных алых туфельках, высоко и медленно задирая вверх колени, будто шла по топкой грязи или болоту. Её миндалевидные глаза, дико вытаращенные от ужаса, словно видели наяву вокруг кишащих змей и чудовищных гадов.

В болезненных видениях Таи, впрочем, всё так и было. Чёрная жижа на кафельном полу обратилась в гигантских извивающихся пиявок, каждая из которых овладела своей жертвой, втягивалась через ноги присутствующих, обращая их в смоляные изваяния. Охранники превратились в чёрных монстров с обезличенными, сглаженными личинами биороботов. Миловидные подружки, сослуживицы, обратились в зловещих болотных чудовищ, кикимор, вурдалаков с уродливыми, осклизлыми рожами.

– Успокойся! Тая! Алло, ты оглохла?! – услышала она сквозь звон в голове.

– Т-там… т-там, – твердила невеста, перепуганная своими дикими видениями.

Для порядка, Рубило заглянул в чрево унитаза, вычищенного до блеска. Ничего подозрительного не обнаружил. Подшучивать над несчастной девушкой не стал.

– Я… я… – лепетала она. – Испачкалась… испачкалась… В-вся! Н-надо… н-надо умыться…

Невеста отправилась сполоснуть руки. В такую же, ослепительной белизны, как и унитаз, раковину вновь полилась… чёрная жидкость. Зеркало во всю стену обратилось в ртутный дрожащий студень.

Перепуганная Тая в ужасе отпрянула от раковины и кинулась на выход.

Проём двери женского туалета загораживал громоздкий, черноволосый, обрюзгший толстяк лет за шестьдесят. Новоявленный супруг, Мамаев Кирилл Анатольевич, похожий то ли на татарского хана, то ли на киргизского бая43. Он терпеливо выжидал. Заплаканная, законная, юная супруга, успокаиваясь, жалобно всхлипывая от потрясений, покорно и безропотно подошла, взяла мужа под окорок чёрной волосатой руки, торчащий из трубки ослепительной белой рубашки будто лапа медведя. На толстом пальце супруга тускло посверкивал чёрный агат в золотом перстне.

– Прости, – прошептала Тая. – Мне плохо.

Мамаев наклонился, тихо прохрипел:

– Привыкнешь, детка. Первый раз всегда тяжело… выходить замуж. Даже восточным женщинам.

– Я не восточная, – прошептала Таисия. – Я – сибирская.

– Не кобенься, – грозно посоветовал Мамаев. – А то придушу… Ха-ха! В первую же брачную ночь. Ты теперь – моя собственность! Моя вещь! Моя раба! Поняла?! Только моя! Зря выращивал столько лет?! Ты – чистая! Кровь в тебе течёт нашего древнего рода остяков. Как и моя! Мне такая нужная! Всем будет хорошо. Всем. Главное, – нашим детям.

Утробное, угрожающее гудение голоса супруга отрезвило Таю. Она смирённо склонила головку пред неизбежностью злодейки-судьбы, занавесилась прозрачной фатой.

Супружеская пара удалилась через тоннель мраморного фойе, поднялась вверх по лестнице. Из банкетного зала ресторана доносились бодрые звуки музыки. По заказу виновника торжества звучали песни советской эстрады. Для угнетённого состояния невесты это было дополнительным испытанием.