– Обломилось?! – ныла, всхлипывала невеста. – Он такой старый и… и ж-ж-жир-р!.. – прожужжала она жалобно.

– Зато – богатый, – с завистью вздыхала свидетельница.

– Не могу я спать с ж-ж-жи-и-ир-р-р… – тихонько выла юная невеста.

– Поживёшь – наживёшь, разведёшься и гуляй. Главное, не залетай, – деловито посоветовала свидетельница.

– Да-а-а?! А если уже?! – невеста хлюпнула красным носиком.

– Давно?! – позлорадничала свидетельница.

– Как? – ахнули подруги. – Уже?! Когда?!

– Залетела?!

– До свадьбы?

– Кажись, неделя, – простонала невеста. – З-з-задержка.

– Ерунда. Легко можно того… – заявила свидетельница. – А невмочь, так возьми да в ночь… свали-сбеги с любовником прочь. Откуда будешь? Из какого Чуркменистана? – прибавила она тише, с явным презрением.

– Ханты я! – злобно, истерично выкрикнула невеста. – Сама ты – чурка! Сирота казанская.

– Я-то – казанская. А вот ты, сирота-сиротка, откуда на нашу голову свалилась?! Без тебя были ба-а-альшущие планы. С тобой – одни проблемы! Ладно! Хватит ныть и хныкать! И не пыхти! Где это? – примирительным тоном спросила свидетельница.

– Что где?

– Где тебя родили?!

– Югра.

– Да блин! Где это?! – возмутилась свидетельница.

– Где-где!.. Где Сургут. В Сибири!

– А, бли-и-ин! Зер гут! – воскликнула свидетельница. – Где полная Темень. Знаю-знаю. Бывали-нюхали местные бордели. Вот и мотай в свою Сибирь. Подай на алименты. Агроменные бабки сами в руки идут! – с некоторой издевкой добавила: – Ты ведь нынче у нас – законная, расписная. Там, глядишь, в твоём Зергуте нефтяник какой заваляшный подвернётся. Снова замуж выскочишь…

В женскую комнату без лишних слов, с грохотом двери, хлопнувшей о стену кафеля, ввалились бравые молодчики Рубило и Бойко. Охранники тоже были не в заштатных костюмчиках «секьюрити», в модных и дорогих изделиях от Armani. Хозяин заботился о своих цепных псах.

Над стенками кабинок торчали модные причёски молоденьких девчонок, секретарш, менеджеров из головного офиса жениха – успешного бизнесмена.

– Общий запор?! – гаркнул Рубило.

– Девичник на параше, – поддержал Бойко, продолжая наносить по воздуху в разные стороны джебы и апперкоты, разгоняя невидимых врагов.

– Не устал, клоун? – грозно спросил напарника Рубило.

Бойко успокоился, отдышался.

– Все на выход, – скомандовал Рубило.

Из двух соседних кабинок розовой воздушной стайкой выпорхнули молоденькие девчонки, подружки невесты, но уйти без опекаемой не решались.

В запертой кабинке белоснежная невеста поднялась с насеста, подняла крышку. Для порядка нажала на кнопку спуска воды.

В лохани белой ослепительной керамики образовалось чёрное, омерзительное, смоляное месиво начало закручиваться в воронку, вспучиваться, переливаться пенной густой кровью через края.

Невеста в ужасе вжалась спиной в пластиковую стенку. Чёрная жижа быстро заполняла пенал кабинки. Залило девушку по пояс, по грудь, поглощая кружевные оторочки свадебного платья чёрной бурлящей пастью. Когда жижа добралась до обнажённых плеч невесты, шейка несчастной задёргалась в судорогах, искривился в истеричном крике её рот.

Подобные жуткие галлюцинации и видения начали являться ей во сне и наяву после категоричного объявления «боссом» и женихом о замужестве и назначении дня свадьбы. Находясь в полной зависимости от своего поработителя, Тая пыталась смириться, убедить себя, что иной судьбы и жизни ей и не нужно. Но внутренний протест нарастал с каждым днём всё сильней, обращался в невроз, истерики, дикие кошмары по ночам. Последние месяца два она не высыпалась. По утрам её мучила головная боль, душила депрессия, от которой невозможно было избавиться лекарствами. Во снах чёрная, густая жидкость выпучивалась, выливалась отовсюду: из водопроводных кранов, из тюбика зубной пасты, превращалась из пены ароматических шампуней, гелей наполняемой ванны…