В последние дни Рейджа одолевало раздражение и беспокойство: все шло не так! Никаких зацепок на месте ловушки он не обнаружил, когда отправился туда на следующий день: не осталось ни следов аур, ни отголосков магических заклятий. Даже печать у алтаря исчезла, словно её там и не было вовсе. Место выглядело давно заброшенным и запущенным и не сохранило ни единого отпечатка недавних событий.

К тому же не нашлось и тело его шпиона. Сыщики буквально рыли носом землю на много миль вокруг, но это ничего не дало. Ни магически, ни по запаху парня не нашли. Главе Управления дознания так и пришлось объявить его пропавшим без вести, хотя он лично видел его окоченевший труп. Сделано это было потому, что ему не хотелось общаться с родителями умершего. Не любил он эмоциональные терзания людей. У него от них трещал ментальный щит, отчего болела голова, и сводило зубы.

«Пусть лучше так», – подумал Себастиан Рейдж, подписывая очередное постановление о поиске пропавшего, – «чем все эти слезы и слюни. Терпеть не могу».

Особенно его разочаровало отсутствие вестей на предыдущее постановление: недолисицу никто не нашел. Более того, ее никто не видел и не знал даже! Никаких данных о ней не было ни в столичном архиве, ни в посольстве лис, где они держали все сведения об оборотнях своего вида в Ардарии.

Девушки словно не существовало никогда, но он же её видел! Не привиделось же ему из-за потери крови! Не могла же галлюцинация его излечить от смертельной раны!

Мысли на эту тему все чаще посещали его, заставляя сомневаться в своих способностях. Как сильнейший менталист в стране, он легко мог отличить ложные воспоминания от настоящих. Только теперь начинал сомневаться, что же произошло на самом деле: его спасла родовая сила или все же неизвестная и невидимая девушка – оборотница с мороком или личиной лисицы со странным хрипящим голосом.

Устав крутить и так, и эдак мысли про недолисицу, Рейдж отправил вестника домой с предупреждением, что приедет на обед. Сидеть в управлении, оглушенному мыслями и эмоциями сотни подчинённых, стало невыносимо. В тишине домашнего кабинета работать было намного легче и продуктивнее.

Предупредив секретаря, уехал как обычно в чёрном экипаже. Жёсткие рессоры подкидывали его на каждой кочке и яме, а на поворотах мужчину утягивало в сторону. Его давно просили сделать экипажи комфортабельнее, и, в принципе, он был бы не против – самому не очень нравилось так греметь костями и чувствовать, как желудок подбирается к горлу каждый раз во время поездки. Однако в этих экипажах чаще возят именно преступников или же подозреваемых, а им хорошие условия совершенно ни к чему. К тому же подчинённым не стоит расслабляться на работе: эффективность и раскрываемость сразу же упадут.

У ворот как всегда встречал дворецкий. Рейдж уже много раз говорил этого не делать, но старый слуга в неизменной красно-белой ливрее идеально причесанный поступал по своему: открывал своему господину не только парадные двери дома, но и следил, как его пропускает охрана.

Нэд знал герцога с рождения. Сам в любое время обращался к нему только «ваша светлость» и требовал того же от остальных. Себастиана такое обращение выводило из себя, но Нэда он никогда не поправлял.

– Обед подан в малую столовую, ваша светлость, – отрапортовал дворецкий, открыв перед герцогом двери. И когда Рейдж вошёл и направился подкрепиться, старик продолжил: – Прошу ваши перчатки, ваша светлость.

Себастиан шёл впереди. Услышав очередное «ваша светлость», он скрипнул зубами и резко распахнул дверь в малую столовую, срывая на ней свою злость. Идущий следом Нэд замер с подпрыгнувшими на середину лба пушистыми бровями и протянутой рукой. Герцог механически вручил ему требуемое, глядя на служащего с непонятным выражением лица, но перчатки упали на пол.