Доктор Зак немного согнулся, подобно спринтеру, начинающему бег на сто метров, но последняя фраза мальчика его немного притормозила. Он выпрямился, опять снял с кончика носа очки и стал их усердно протирать, вытянув губы трубочкой, причмокивая, что обычно служило признаком того, что доктор окончательно в чём-то запутался.

Ги терпеливо ждал, психиатр продолжал протирать очки, время как бы замерло.

– И ещё, – наконец прервав молчание, сказал Ги, – доктор Зак, пожалуйста, отмените эти розовые таблетки, я от них не слышу голоса в своей голове, и мне довольно одиноко, я сижу всё время на кровати и думаю, думаю… Я не могу, как вы, всё время бегать без мыслей в голове, никому не видимый и не слышимый. Я бы хотел, но у меня нет такого таланта, как у вас.

Доктору Заку внезапно стало грустно. Он поймал себя на мысли, что было бы совсем неплохо слышать в голове голоса, которые его бы время от времени смешили. Ведь жизнь такая подчас серьёзная. И, возможно, он бы даже смог бы ненадолго остановиться и получше рассмотреть эту жизнь, ведь, вполне возможно, она совсем не такая, какой он её видит на бегу. Если, конечно же, он вообще что-нибудь видит и слышит.

Ги увидел, как доктор Зак превратился в серое, едва различимое пятно с загогулиной, пятно поднялось к потолку, а потом исчезло, оставив за собой хвост из коридорной пыли.

Ги подумал о том, что у доктора Зака есть хвост, и ему стало смешно.

Он решил теперь каждый день ложиться поперёк коридора, чтобы разговаривать с психиатром с хвостом. Может, тогда ему будет не так одиноко.