Но не прошла она и половины пути до реки, как внимание её привлекли выкрики и свист, на которые повернули головы также и все остальные гуляющие, находящиеся в этой части парка. Это жандармы кого-то преследовали, окружали, ловили. Ну вот, дожили – злоумышленники уже так обнаглели, что стали без зазрения совести появляться среди дня и в общественных местах. Таково было мнение какой-то пухлой дамочки. Эти мужчины в форме гнались за высокой, худой, почти мальчишеской фигуркой без шляпы, и когда все они несколько приблизились, Эрика не без трепета признала в преследуемом Жан-Поля. Женщина не знала, заметил он её или нет, так как в следующий момент его уже скрутили, и жандармы облепили беднягу, как оводы скотину на лугу. Первым своим порывом она инстинктивно подалась вперёд, ей хотелось помочь ему как-то, но затем в памяти всплыл строгий наказ ни во что не вмешиваться, и ей пришлось с некоторой тоской и болью, которые она неожиданно ощутила в себе, наблюдать, как его уводят. Прохожие уже вернулись к своим делам, а она всё стояла, провожая образ этого милого и симпатичного молодого мужчины, пока последний жандарм не скрылся из глаз.

Только тогда очнулась она от оцепенения и взглянула на маленькие часики фирмы Lip на своём запястье. Ещё не было половины первого, и хотя конец истории был вполне очевиден и ясен, ей нельзя было покидать сада до истечения этого времени. Возможно, за ней сейчас следит один из подручных Ромеро, а ей не хотелось, чтобы патрону доложили, будто она хоть в чём-то отступила от его указаний. Поэтому она подошла к реке, как планировала изначально, так близко, насколько это было возможно.

Как раз напротив находился мост Сольферино, а на другом берегу возвышалось здание железнодорожного вокзала по проекту архитектора Лалу всё к той же выставке 1900 года, обслуживающего юго-запад Франции по направлению Париж-Орлеан. Но сейчас Эрика ничего не замечала перед собой и не могла вновь порадоваться тому, что вернулась в Париж. Она была погружена в себя, размышляя о Жан-Поле и своём участии в том, что произошло.

Бедный, глупый мальчишка! Ей так его жаль… Она подозревала, что у него нет семьи, потому что при ней он ни разу не заговаривал о родных, а всё только о своих друзьях из банды и покровителе. И теперь ему придётся познать, что значит попасть в участок. Ему сейчас двадцать один, немного больше, чем ей, когда она осталась тоже одна. Ему придётся испытать на себе, что значит не иметь поддержки. Она вспомнила, как смешно он выглядел всякий раз, когда клялся, что готов ради неё на всё, но в то же время эта мальчишеская рыцарственность выглядела мило и привлекательно. Ромеро никогда не говорил ей, что ставит её выше себя; наоборот, он повторял, что это она должна что-либо сделать для него, как его маленькая верная помощница. Да она и не помнит таких случаев, когда бы не она клялась в любви, а он склонялся в немом обожании. Но всё же она поинтересуется у своего любовника, чем именно этот юноша перешёл ему дорогу. Ромеро обычно никогда не связывался с неравными себе. Это было для него несвойственно.

Но всё-таки могла ли она быть счастлива с Жан-Полем? Возможно, он истинно её любит, а не просто его сжигает страсть, как многих других. Но нет… Если бы они и могли быть счастливы, то всего-то несколько лет. Если уж она осмелится полюбить по-настоящему, так это навсегда, а вот его обожание с возрастом может поутихнуть (то же извечное опасение, что и в отношении Ромеро!), и она снова будет несчастна. Она выглядит моложаво внешне, но уже столько всего испытала, а вот он мальчишка в её глазах абсолютно. У него могло бы быть большое будущее, если бы от улицы его отнял некто вроде Ромеро. Но что всё-таки он натворил, раз за ним гнались жандармы? Не затеял ли он какое-нибудь опасное дело, получив её записку, в которой она под диктовку своего властелина писала о трудности своей ситуации и умоляла о встрече, настаивая на том, что он должен простить и забыть её вынужденное недельное молчание. А Ромеро должен был знать с большой вероятностью, что его схватят у неё на глазах, иначе зачем было так часто повторять о том, что она должна сохранять полное равнодушие ко всему, что увидит, не предпринимая никаких действий, ни во что не вмешиваясь. Она как всегда знает меньше всех, что в действительности происходит. Она уже не раз сетовала на то, что ей одновременно достаётся роль и полезного инструмента, и безвольной игрушки. Обычно Ромеро говорил ей, что она лишь помогает ему в том, чтобы избавляться от ненужных людей, которые ведут деятельность только во вред обществу и государству. Но этот молодой человек не мог никому ничем навредить в силу одного только своего возраста. Она имела с ним беседы и знала, что он, несмотря на улицу, даже менее испорчен, чем некоторые общественные деятели. Ей обычно не было жаль тех, с которыми приходилось иметь дело по наущению Ромеро. Она верила ему, когда он говорил, что это плохие люди, и его работа как раз заключается в том, чтобы избавляться от них без излишнего шума и с как можно меньшими последствиями для обеих сторон. Он называл их «вредителями государства».