– Я дальше, наверное, не пойду, – вполголоса обратилась она к своему спутнику.

– Что такое? Почему? Ты неважно себя чувствуешь? – казалось, что он искренне забеспокоился.

– Со мной всё в порядке, просто мне не хочется испачкаться или промочить ноги.

– Вы идёте? – голос турка раздался снизу. Самого его уже не было видно, даже света от его фонаря не было.

– Иди. Тебе непременно стоит увидеть это водохранилище. Потом мне всё расскажешь, – её голос звучал ласково и настойчиво одновременно.

– Но как ты…

– Прекрасно обойдусь сама, поднимаясь к свету. Иди. И не упусти ни одной подробности.

– Эрика, – он окликнул её, когда она уже развернулась. – У тебя плечо запачкалось.

Ромеро стряхнул грязь с её одежды, покачал головой, но всё же послушался, и Эрика начала живо подниматься, инстинктивно придерживая юбку.

Когда она вновь оказалась в павильоне, то первым делом осмотрела себя на свету. Старик заметил её и начал что-то говорить, но, к счастью или сожалению, турецкий не входил в число языков, знакомых ей. Она помотала головой и поспешно вышла на улицу. Солнечный свет и шум городской жизни были насыщенными и радостными по сравнению с обволакивающей пустотой и тишиной при входе в подземелье. Это место, небольшой пережиток византийской истории, было полно безысходной печали по тем дням и людям, что ушли безвозвратно. Ныне здесь совершенно не то, что раньше. Упадок, не процветание, и это при том, что здешняя религия стремится занять господствующее положение в мире. Ничего похожего на цивилизацию, но каковы амбиции!

Красавица в сером заметила, что на неё уже стали обращать внимание. С пятнадцати лет она всегда имела при себе стилет, где бы ни находилась. Ромеро показал ей разные приёмы и подарил это оружие через несколько дней после их знакомства. Он уже тогда был уверен, что она сможет за себя постоять. Ей едва ли когда пришлось им воспользоваться, так что он стал для неё скорее неким талисманом, той её частью, которая дополняла её как личность, завершая полноту. В минуты гнева и обид на Ромеро ей приходила мысль избавиться от стилета, как от напоминания о нём, но она никак не могла превратить печальные страницы в абсолютно чистые. Нельзя просто так взять и перечеркнуть прошлое. От него не избавишься. С ним можно только примириться. Вдобавок со стилетом Эрика чувствовала себя надёжно и безопасно в любой ситуации.

А сейчас к этим туркам, в открытую заглядывающихся на неё, она испытывала лишь одно отвращение. Она презирала мужчин, которые ни во что не ставили женщин, как если бы они были им по каким-то качествам не равны. Но женщина всегда будет превосходить мужчину. И даже физическая сила не главное в тех действиях, в которых она важна: её недостаток можно восполнить умом и практическими знаниями.

Но прежде чем кто-либо из мусульман начал проявлять явный интерес к по-европейски одетой одинокой и крайне привлекательной молодой женщине, к дневному свету вернулся Ромеро, и за ним следом и местный экскурсовод. Старик тоже вышел на свет, глядя мужчинам вслед. Эрика постаралась ничем не выдавать, что хотела бы в этот момент сама устремиться Ромеро навстречу. Он не должен прочитать по её телодвижению или едва уловимому движению губ, что она обрадована его появлению. Вместо этого она застыла в позе неприступной статуи, чтобы его опытный глаз не мог прочитать её внутреннего состояния. Пусть думает, что она и в одиночестве бы прекрасно справилась в этой ненавистной стране.

– Как ты? – заговорил он первым, и его взгляд пробежался по всей её фигуре, как бы проверяя, в порядке ли она.