– Чувак, ты под веществами что ли? – неиронично задалась вопросом Бэбс, так же прекрасно осознающая, что всё происходящее не плод её воспалённой из-за удара фантазии.

– Нет. Мне просто нужно, чтобы вы ответили на мой вопрос, – требовательно заговорил мужчина, чей его высокий силуэт вновь приобрёл угрожающий вид, заставивший палец на курке еле заметно дрогнуть в готовности завершить этот диалог, кажущийся всё более странным с каждой минутой.

Невозможно ведь «ошибиться со временем» в контексте нескольких лет, даже если у тебя нет связи. Да и к тому же, судя по серебряному клинку в ножнах и серебряным патронам, о том, кто такие заражённые иностранец знает не понаслышке, следовательно, тут подразумевается нечто более серьёзное, чем обычное отсутствие пунктуации у него или того человека, с которым у него назначена встреча. Если, конечно, и это не ещё одна ложь, сказанная специально для того, чтобы показаться достаточно открытым и тем самым втереться в доверие.

– К сожалению, мы не понимаем, что именно вы хотите от нас услышать, – разрывает повисшую между ними тишину Филипп. – Но, возможно, если назовёте имя своего знакомого, то что-то сможем подсказать.

– Хм, – тот вновь озадачился, замолчав примерно на секунд тридцать перед тем, как осмелиться открыться тем, от кого начинало пахнуть уже известными ароматами. – Человека, которого я ищу, зовут Вивьен. Вивьен Кёнинг.

– Что, простите? – одновременно поперхнулись воздухом близнецы от того, что незнакомец-нейробиолог в несуразном нуарном плаще назвал имя, которое не произносилось вот уже пятнадцать лет и ассоциировалось с нежными руками и ласковым голосом.

Только вот, откуда он её знает?

Это же не могло быть случайностью. Только не в мире, где из некогда восьми миллиардов человек осталось от силы несколько тысяч, что так же почувствовал и мужчина, сравнивший тяжесть повисшего напряжения с тем, когда всё вокруг стихает перед штормом, способным разнести корабль в щепки. Хотя как это возможно он тоже не знал, потому что знал Вивьен и её окружение практически с самого начала апокалипсиса благодаря совместному проживанию в небольшом поселении, а этих подростков видел впервые. Пускай, безусловно, какие-то их черты, с каждым мгновением казались всё более и более знакомыми.

Особенно это касалось Барбары, имеющей такие же ярко-зелёные глаза и роскошные, струящиеся по плечам каштановые волосы, которым, казалось, было бессмысленно предавать какой-то серьёзный смысл, пока вдруг пазл не складывается: брат и сестра, близнецы, жители Берлина, знакомые Вивьен…

«Нет, – приходит первая мысль. – Это невозможно».

А потом он пристальнее всматривается и видит в них тех самых детей с фотографии, хранящейся в деревянной рамочке, где ножом выцарапано: Барбара, Филипп и Энтони – три имени, на произношение которых стояло табу. А теперь они перед ним, несмотря на то, что это совершенно точно не входило в его, казалось бы, чётко выстроенные планы, основанные на математических и квантовых законах, не допускающих по отношению к себе каких-либо просчётов, ошибок, помарок. Одним словом, всего того, что может исказить написанное уравнение настолько, что дети со снимка оказываются живыми и давно повзрослевшими, чего, наоборот, нельзя сказать про Вивьен.

Однако про её смерть лично Бэбс не стала уточнять, понимая, что как бы там ни было, данная информация не имеет абсолютно никакого смысла, ведь человек перед ними – чужак. Иностранец, приехавший сюда чёрт знает откуда с чёрт знает какими целями, почему слепо говорить что-либо о себе и уж тем более верить его словам про мать – наивная глупость.