И вдруг Сергей понял, что не месяц понадобится ему для этого, не год – жизнь. Вся его жизнь должна пройти, вся оставшаяся жизнь. А что, думал он, этот город и эта страна, разве не стóят они человеческой жизни? Его, именно его жизни.

И он уже был готов позабыть, вычеркнуть из памяти то, ради чего, собственно, сюда прибыл. Это все показалось ему таким мелочным, жалким. Даже ничтожным. Разве может какая-то призрачная идея, пусть и обрамленная в оправу из золота, быть привлекательнее и быть красивее закатного солнца, золотящего сейчас, прямо на его глазах, черепичные крыши Санкт-Петербурга? Разве может какая-то болезненная фантазия, пусть и подкрепленная какими-то сомнительными ссылками, быть величественнее луны, окунающей свои серебряные локоны в Неву?

– Ну, как вы тут без меня? – спросила Алла Геннадьевна у Муромцева, когда вошла в офис и поздоровалась. – Скучали?

– Скучать, как вы сами понимаете, не приходится, – ответил Павел Сергеевич, скромно улыбаясь. – Все идет хорошо, без срывов. Как и должно быть у хорошего руководителя.

– Я не поняла, на кого вы намекаете, – сказала Раменская.

– Дорогая Аллочка Геннадьевна, – сказал Муромцев, – я вовсе даже не намекаю, а просто говорю то, что есть. Вы знаете разницу между хорошим и плохим руководителем?

– Никогда не задумывалась над этим.

– А я вам скажу. У плохого начальника все рушится, как только он уходит в отпуск. А у хорошего все по-прежнему работает, как часы.

– Значит, у нас – как часы, и я хороший руководитель?

– Именно так!

– Что ж, приятно это слышать, – сказала Алла Геннадьевна. – С конкретными цифрами вы меня познакомите, Павел Сергеевич?

– Конечно, вот папка. Здесь все отчеты за последнюю неделю.

– Спасибо, оставьте на столе.

– Если понадоблюсь, я у себя, – сказал Муромцев и вышел.

Алла Геннадьевна сняла пиджак, неторопливо повесила его на «плечики» и спрятала в шкаф. Потом села к столу и погрузилась в документы. Через десять минут она вызвала секретаря.

Вошел молодой человек лет тридцати – высокий, широкоплечий, с аккуратно зачесанными назад волосами цвета спелой ржи. На нем безукоризненно сидел светло-коричневый костюм в мелкую елочку, из кармана пиджака торчал уголок платочка. Остановившись у двери, секретарь вытянул руки по швам, и на его лице отобразилось полное внимание.

Алла Геннадьевна еще с полминуты смотрела в документы, потом подняла голову.

– Ну, что, Сергей, – спросила она, – ты помирился с невестой?

Не ожидавший такого вопроса секретарь слегка порозовел.

– Да, – ответил он как-то неуверенно.

– Я спрашиваю потому, – спокойно пояснила Алла Геннадьевна, – что хорошо знаю, как душевное неравновесие отрицательно влияет на работу.

– Я все уладил, – заверил Сергей.

– Хочется верить. Пока, впрочем, у меня к тебе претензий нет.

– Спасибо, Алла Геннадьевна.

– Что у нас на сегодня? – спросила она, переходя от лирики к делу.

– На одиннадцать Павел Сергеевич пригласил директоров ликероводочных заводов.

– Пусть он сам с ними и разбирается, – парировала Раменская. – Потом доложит. Что еще?

– Первый вице-премьер звонил, спрашивал, когда вы будете. Я сказал, что сегодня.

– Хорошо, я ему перезвоню. Еще?

– Послезавтра открывается семинар ведущих производителей косметики и парфюмерии Европы. Будут почти все лучшие торговые дома. Я подал заявку на ваше участие.

– Правильно сделал, – задумчиво ответила Алла Геннадьевна. – Теперь позвони на комбинат и передай, чтобы завтра же, не позднее трех часов дня, мне привезли пять наших новых образцов.

– Сейчас позвоню. Это все, Алла Геннадьевна.

– Спасибо, ты свободен, – сказала Раменская.