Историю захвата легата надо будет потом описывать отдельно. Может в будущем когда-нибудь по ней даже снимут отдельный фильм с погонями и перестрелками. Но Костя на ходу выслушал только отчёт по итогу этого увлекательного приключенческого рассказа.

Владислав лежал в коляске связанный и с кляпом во рту, и это сейчас было самое главное. А остальное потом послушаем. Один из братьев монахов Ворфоломея даже отдельный курс читал в их Московской школе по теории и практике скрытного наблюдения, слежки и захвата объектов. И Костя был уверен, что эпизод с легатом он включит для их студентов в примеры практической работы на территории сопредельного государства. Может и сам Костик даже как-нибудь послушает. Но потом.

Дознаватель Ордена был, что называется, «крепким орешком». Методики добывания показаний от пациентов, попадающих в Орден на дыбу, Владислав знал превосходно. Сам методички некоторые писал по этой теме. Так что, удивить его разнообразием методов проведения дознания Костик и не планировал. К чему изыски? Когда достаточно просто душевного разговора. Все присутствующие на первом допросе, включая самого Владислава, прекрасно знали варианты прелюдий. Поэтому их благополучно пропустили, едва обозначив в самом начале беседы серьёзность намерений сторон. Ну и правда, зачем зря время терять, портить друг другу настроение, заливать кровью пол и смотреть на вырванные с корнем ногти. Все же цивилизованные люди! Ну, поехали, с Богом!

Василий даже расстроился слегка. Уже больше полутора месяцев он готовился к этой встрече, лелея надежду оторваться с иезуитом по-полной и заодно Данилу порадовать. Нет, Вася не превратился в кровожадного маньяка! Была у него, конечно, какая-то профдеформация в сторону нечувствительности к крикам и боли допрашиваемых. Но тут было всё по-другому. Он ведь до сих пор себя винил с случившемся с Ниной. Не уберёг! Как Василису! И на него опять, в который раз за последние два года, накатывала волна бессильной ярости. И этой энергии нужен был какой-то выход. Вот он и ждал этого легата. И наконец-то дождался.

А тут, на тебе – говорит! Прям вот сам и добровольно! Смотрит в глаза Васе, трясётся весь и говорит. Прям не остановить! Видимо «крепкий орешек» всё-таки увидел в его глазах что-то такое, что рвало все давно привычные шаблоны проведения дознаний. И методички иезуитов по пыткам начали казаться Владиславу забавными детскими сказками на ночь. Этот жуткий попаданец был в его глазах самим воплощением смерти.

– А отец-провинциал?

– Нет-нет! Больше никто! Клянусь, именем Господа нашего! Ромель ведь никому не доверял. То, что в Московском конклаве тогда собрали шесть легатов – и то он считал перебором. Сам потом и жалел, что созвал его. Просто сперва-то растерялись все. Не знали, верить ли и что делать с этим всем. Но потом Магистр уже сам все дела вёл и нас отстранил. Потому и архивы все прятал от нас.

– Ты уверен, что генералу и папе тоже ничего не известно?

– Генерал Гонсалес что-то подозревает, скорее всего. Но доподлинно знать точно не может. Хотя Ромель брата Лео, я слышал, лично убрал потому, что тот в Ватикан доносил. Но, что именно от него туда ушло, я не знаю. А папу Александра VIII никто в проект и не посвящал. Это изначально было определено, как внутреннее дело Ордена.

– А генералу вашему значит и не положено было знать?

– Секретарь генерала Шарля де Нойеля был человеком Ромеля. Поэтому все донесения, которые так или иначе доходили до Ватикана с самого начала проекта, до генерала тогда не доходили. Это я уже потом случайно узнал, в Москве, когда работал с Николаем Головко. Ромель как-то проговорился вскользь. А потом, когда в 1687-м, сразу после смерти генерала де Нойеля, секретаря того нашли мёртвым и без бумаг, у меня всё и сложилось.