14.11.14

А помнишь, девочка моя?

17 ноября 2055 года

Моя девочка, моя самая сильная и самая стойкая хрупкая девочка с огромными кошачьими зелеными глазами. Моя воительница, что летом раздирает себе руки по локоть в клумбах с розами. Здравствуй. Пишу, как не писала никогда, душа моя. Что ж. Сказать, что я скучаю – не сказать ничего. Я вижу тебя каждую ночь во сне, обнимаю тебя за хрупкие плечи. Я помню запах твоих рубашек, накинутых поверх маек, помню твои ключицы и тонкие запястья, окольцованные пальчики. Я помню каждую твою строчку обо мне, помню каждое произведение, помню каждое твое острое слово и смущение, помню твою холодность и отстраненность, податливость и кошачьи повадки. Я помню нас еще тогда, молодыми и дерзкими. Помню эмоциональными и счастливыми. Помню готовыми на все ради мечты.

А помнишь те мыльные огромные пузыри, которые летели в нашу сторону на Невском и лопались, прикасаясь к нашим курткам? Мы жмурились как дети, докуривая по первой-последней перед входом в метро. Я тогда еще долго язвила и злословила обо всех, а ты со спокойным выражением лица мерила темное небо своим прохладным взглядом.

Как же было тогда… Хорошо. Сейчас не хуже, девочка моя, но артрит в конец доконал – даже сложно обнимать тебя при встрече, больно, но я справлялась до это, значит, и в этот раз справлюсь. Только верь мне.

А что было тогда, помнишь, у великана на сольном концерте? Я так хотела, чтобы ты утопала во мне, и ты тонула, но потом пришлось расстаться… Лишь на время, но расстаться. А Новый год помнишь? Как мы у него удачно устроились на очередном выступлении, и ты грелась во мне, лежа на моем животе. И бабочки, бабочки, бабочки.

Было щекотно. А помнишь, порой мечтали на двоих, и мечты сбывались? Вот я помню удивленные наши лица. А ты? Еще вспоминаю, как было хорошо в барах сидеть на мягких диванах – мне всегда приходилось вытягивать правую ногу в сером теплом носке зимой вдоль спинки и говорить «падай», и ты падала в меня.

А летом… Летом, помнишь, как я отказывалась от юбок только ради этой традиции и носила то брюки, то легенсы, то спортивные штаны. Порой я думаю, что мне импонировало больше: твое падение или посветить своими носками, и не смейся – я серьезно. Тогда можно было носить их как угодно: и с плюшевыми мишками, и с надписями. А браслеты помнишь? Я надевала их даже на работу, хотя нельзя было. Такие времена были… Нет, не подумай, сейчас не хуже, но я скучаю, а эти остолопы не дают мне мой любимый виски, мол, сердце у меня слабое, и любимые пирожки с морковкой – холестерина, видите ли, в них много. Мозгов у них мало, вот что я тебе скажу, девочка моя, а уж запретить пить мне молоко с кофе по утрам и круассанами – это кощунство, изверги малолетние. Но я счастлива. Внуки такие большие. Помню, тогда мальчика хотела, а родилась девочка, прямо под стать твоему сынуле. Вот и развлекаются теперь – нас с тобой мучают, особенно разъездами. Ну, ничего, допишу книгу и вернусь. Скоро.

Прости, что так давно не писала тебе. Что поделать, жизнь идет, руки уже не те. Совсем не те. Болят суставы, поэтому даже не представляю, как долго я бы набирала тебе это письмо. Напридумывали, конечно, кучу всего, а теперь нам, старикам, разбираться. Но хорошо, что напридумывали. Я могу надиктовывать тебе все что угодно, а этот адский агрегат, не знаю уж как, но справляется с интерпретацией всего. Внуки уже мне, старухе, не могут объяснить, как пользоваться этой странной штукой, но ради тебя научусь еще, ведь столько времени впереди. Вернусь к тебе скоро и буду надеяться, что ты ждешь меня.