– Согласна.

Оказывается он ещё и вслух начал высказывать свои мысли. Так дальше нельзя. Он знал, что однажды это произойдёт. Нет, не знал, надеялся, ждал… Но дни шли, месяца текли караваном облаков, года летели, как составы мимо маленьких полустанков, а это не происходило. А он говорил себе: «Однажды…» Постепенно надежда исчезла, растаяла в призрачном вчера, оставив лёгкий след, как у Утёса-великана у Лермонтова тучка оставила мокрый след. И всё. Он перестал верить, ждать. И вот сейчас это было даже больше, чем удар под дых.

– Уедем? От всех, от всего.

– А сможем от всего?

– Хотя бы попытаемся. Помните, как у Яковлева: «Мы перестали совершать глупости, перестали лазать в окна к любимым женщинам…». Ну, или что-то подобное, дословно я не помню.

– Глупости – это всё, что не укладывается в общепринятые рамки, которые человечество придумала для того, чтобы их нарушать.

Он проверил ключи от машины.

– Я чуть-чуть выпил, но нам недалеко… – ему на миг стало стыдно, что она подумает? Но она ни о чём не подумала.

– Если недалеко, то нестрашно, – и снова искорки в глазах, смешинки, которые манили и околдовывали.

– У вас в родне не было потомственной ведьмы? – спросил он уже в машине.

– Тебя это пугает? А ну, как были. – Взгляд прямой, а искорки не исчезли.

– Значит, не ошибся?

Её взгляд секунду выражал недоумение.

– У тебя в глазах смешинки, – пояснил он глядя на дорогу.

– Почему же не чёртики?

– Фу, это так не романтично.

– А должно быть романтично?

– Не должно, но…

И тут она рассмеялась. Слышали ли вы звон колокольчика на рассвете, журчание первого весеннего ручья, ребёнка, который увидел чудо – такой смех был у неё.

По дороге он решил заскочить в магазин. Когда вернулся в машину, встретил изумлённый взгляд.

– Квас и солёные орешки?

– А лучше банальный «джентльменский набор» – шампанское и конфеты?

– Нет, но квас – это…

– Это не романтично?

– Опять не угадал, это по-домашнему.

Он серьёзно посмотрел на неё.

– Я могу исправить и взять шампусик.

– Фу, я не об этом.

– И я не об этом, поэтому квас и солёные орешки.

Он выехал на набережную. Ещё кругом было темно, но в небе чувствовалось приближения рассвета. Ещё не проснулись птицы, ещё сыростью и прохладой веяло с реки, но было то время, когда ещё чуть-чуть и что-то свершится.

Они говорили ни о чём и о многом. И обоим казалось, что они знают друг друга много – много лет. И не важно, что было раньше, важен этот час, эта минута, это мгновение.

А потом они целовались, сначала нежно и робко, но постепенно скованность исчезла. Поцелую стали жадными, жаркими, обжигающими, дающими и берущими одновременно. Им казалось, что мир вокруг исчез, были только Он и Она, как когда-то в мироздании – Мужчина и Женщина. Оставим их с их тайной.

Рассвет постучал в окно машины, он знал всё, что она сейчас ему скажет, был готов выслушать, но не принять.

– Я даже не знаю, как тебя зовут, не знаю, где ты и с кем. Но мне это не важно.

Она не дала ему договорить:

– Ты прав, это не важно. Слова ни к чему, мне и тебе пришлось пережить страсть, неистовство, нежность. Но у каждого из нас есть и другие обязательства.

– Ты не можешь уйти так вот, – он растерянно посмотрел на неё.

Она грустно улыбнулась, погладила по щеке. Почему-то сейчас этот жест вызвал щемящее чувство, чувство побитой хозяином собаки, несправедливо, больно.

– Не говори ничего, пожалуйста, молчи, хорошо. Я свободен, у меня нет никаких обязательств не перед кем. Даже если они есть у тебя, ничего не говори. Я не прошу много, я прошу подумать. Мы должны быть если не вместе, то рядом. Подумай.