– Так а что Мимишка? – Льховский нетерпеливо вернул моего хозяина к теме разговора, хотя хозяин от нее и не отступал, а был на пути к главному.

– И Мимишка то же самое! Рисуя сцену с пропавшим сапогом, я ясно видел не только барина, недоумевающего, куда тот запропастился, но и предшествовавшую ей картинку: маленькая собачка, играя, хватает пастью этот злосчастный сапог, рычит, таскает его по комнате, представляя, возможно, что в зубах у нее охотничья добыча – цыпленок или утенок. Кличут ее Мимишка, это озорное существо, с черной головою и спинкой, белой грудкой и белыми же лапами, с живыми глазами-бусинками, с большими висячими ушами. Никого не напоминает? – Он кивнул в мою сторону.

Льховский был удивлен такому повороту, но лично я его предугадывала: по-другому и быть не могло, недаром же судьба нас с хозяином свела.

– Хотите сказать, – произнес Льховский, – что вы представили Мимишку сначала в своей фантазии, а потом она, через годы, явилась к вам в действительности, в плоти и крови?

Мой хозяин довольно кивнул.

– Да! Потому-то я ее и оставил у себя. И дал ей такую кличку: другой дать уже не мог. Не имел права.

Льховский покачал головой.

– Выходит, природа воспроизвела вымысел? – спросил он, заведомо зная ответ.

– Да, – повторил хозяин. – Вы сейчас вправе ссылаться на психологию, на то, что мог иметь место обратный процесс: мол, я увидел ее, – он опять показал на меня, – и решил, что именно такой представлял ту Мимишку из «Фрегата «Паллада» несколько лет назад. Здравая мысль, но поспешу ее отвергнуть: я еще отдаю себе отчет и знаю, что все было именно так, как я вам рассказывал: сначала – воображение, потом – действительность.

– А еще говорят, что скучно жить на этом свете! – воскликнул Льховский, переиначив цитату из Гоголя.

– Кстати о кораблях и о скуке, – переменил предмет беседы мой хозяин. – Вы наверняка не скучали в своем путешествии, – по собственному опыту сужу, – как скоро собираетесь описать его в путевых очерках?

– После вашей «Паллады» любые очерки будут смотреться блекло, – польстил моему хозяину Льховский. Он ни жестом, ни взглядом не выдал своего неверия, но все-таки, я думаю, не поверил в мое происхождение из вымысла. Поэтому с такой легкостью встретил перемену темы.

Хозяин поморщился в ответ на хвалебную реплику, от чего добродушное лицо его постарело.

– Полноте вам! – досадливо махнул он рукой. – Не обо мне же речь. Помнится, когда я способствовал вашему устройству на корвет «Рында», мы заключили устное соглашение с одним, но очень важным условием. Если вы запамятовали, то мы уговорились, что во время вашей кругосветной одиссеи вы будете записывать свои наблюдения, а по ее окончании придадите им литературную форму и издадите книгу. – Хозяин опять разгорячился; он любил Льховского, видел в нем ум и талант, и ему было жаль, что творческие силы его молодого друга, побежденные ленью, не находят приложения. – Я даже обещал вам содействие, уже замолвил слово в журналах. Что ж вы: занимаетесь?

– Занимаюсь, – не моргнув глазом соврал Льховский: да, я сразу определила, что он именно соврал. Угадывавшаяся в нем внутренняя развинченность не предполагала за ним усидчивости, без коей не рождается книга.

Хозяин тоже, полагаю, не поверил Льховскому: уж больно краток был его ответ: ясно было, что за этим словом – «Занимаюсь» – не стояла правда, оно, напротив, прикрывало ее отсутствие, как фиговый листок. К тому же лень и развинченность…

– Уж будьте добры, – попросил, однако, хозяин. – Должен выйти толк. И на «Палладу» мою тоже не стоит кивать. Я, кажется, в одном из писем к вам говорил, что у нас взгляды на мир разнятся, поэтому и очерки – мои и будущие ваши – будут явлениями разного характера: они, если позволите, будут дополнять друг друга. Вы смотрите умно и самостоятельно, не увлекаясь, не ставя себе в обязанность подводить свое впечатление под готовые и воспетые красоты. Это мне очень нравится: хорошо, если б вы провели этот тон в ваших записках. Ваш взгляд, приправленный юмором, умным и умеренным поклонением красоте, и тонкая и оригинальная наблюдательность дадут новый колорит вашим запискам, какого и в помине нет в моих.